– Что тут выяснять, Ури? – внезапно потеряв аппетит, Инге опустила вилку с надкушенной оладьей. Хоть она все время знала, ожидала, предвидела, что Ури снова заговорит о Карле, слова его странным образом застигли ее врасплох. – Ведь я вчера ночью все тебе рассказала.
– Все ли?
– Хорошо, что еще ты хочешь узнать? Пожалуйста, спрашивай.
– Задавайте вопросы, господин следователь, – хмыкнул Ури. – Чтобы я не сболтнула чего лишнего невзначай. Итак, начнем?
– Начнем, раз так надо. – Инге отставила подальше чашку с недопитым кофе. – Это же надо так испортить завтрак!
– Приступим к следствию по делу об исчезновении Карла... Кстати, как его фамилия?
– Фамилия? – Инге беспомощно заморгала и прикусила губу. На язык лезло вовсе не то, что надо.
– Ты что, фамилию его забыла?
– А почему бы нет? – огрызнулась она. – Уже скоро год, как я выбросила его из головы.
– Окей, забыла, так забыла. Итак, основные данные: имя – Карл, фамилии не имеет, ученое звание – профессор... Профессор по какой части?
Этот допрос уже не выглядел шутливым. Инге встревоженно заглянула в глубь любимых, миндалевидных, зеленовато-карих глаз – их быстро заполняло зловеще разгорающееся пламя неконтролируемой ярости. Ей несколько раз приходилось наблюдать, как на него «накатывает», и она уже знала, что, если не удастся пресечь приступ в первые минуты, потом никакими средствами нельзя будет погасить эту ярость, пока она не сожжет дотла все его душевные ресурсы.
– Специалист по сравнительной антропологии, – очень ровным голосом сказала Инге, стараясь приглушить пульсирующие вспышки его раздражения.
– Итак, продолжим: ученное звание – профессор сравнительной антропологии, трудовой статус – наемный рабочий, узкая специализация – забой свиней. Убедительно ли это звучит с точки зрения сравнительной антропологии?
– Послушай, – начала Инге неторопливо, чтобы выиграть время, пока она потихоньку, стараясь не спугнуть Ури, отодвигала свой стул от стола. Ей уже было ясно, что о полной откровенности не может быть и речи. – У людей ведь бывают разные обстоятельства.
– Именно эти обстоятельства мы и стремимся выяснить в ходе настоящего расследования, не так ли?
Инге вышла из-за стола, осторожно прошла за спину Ури и, остановившись за его стулом, начала массировать ему затылок и плечи, чтобы хоть слегка уменьшить напряжение его готовых к атаке мышц. Он нетерпеливо стряхнул ее руки:
– Я хочу понять, почему профессор сравнительной антропологии покинул светлый храм науки для того, чтобы забивать здесь свиней и выгребать свиное дерьмо?
«Главное, не переборщить» – приказала себе Инге, понимая, что Ури достаточно чуток, чтобы уловить даже мелкий оттенок фальши. Она опять легко, едва касаясь, пробежала пальцами по его затылку, и на этот раз он ее не оттолкнул – он, небось, сам боялся надвигающегося приступа и жаждал его избежать.
– Ну, свиней забивать он просто любил, возможно из врожденного садизма, – бросила она Ури огрызок правды, чтобы ослабить его подозрительность. – А насчет остального... Тебе ведь Клаус цитировал его речи, чего же тебе неясно? Он – типичный психопат-мятежник, который ни с кем и нигде не может долго ужиться.
– Что значит, ни с кем? – мышцы на спине Ури слегка расслабились, и голосовые связки, наверно, тоже, потому что из голоса его стали потихоньку исчезать металлические нотки. – С женой и детьми, что ли?
– С женой и детьми тоже. Но главное – с университетским начальством, – с облегчением подтвердила Инге, чувствуя, что на этот раз ей, кажется, удастся мирно уладить это скользкое дело.
– Ты хочешь сказать, что его выставили из университета? Из какого?
«Ну, быстрей, быстрей соображай!» – скомандовала она себе, вкладывая все свое искусство в кончики пальцев. И ответила небрежно, как об обыденном:
– Из многих. Из одних выставили, из других сам ушел.
– А жена тоже его выставила или он сам ушел?
– На этот счет у него были разные версии. Иногда он говорил, что сам ушел, а иногда – что ему настойчиво предложили убираться.
– И какой из них ты верила?
Это был уже совсем человеческий разговор, и в таком разговоре у нее на руках были все карты.
– А мне было все равно. Главное, что он убежал ко мне!
– Ты так его любила?
«Как пишут на коробках с бокалами?» – пронеслось у нее в голове – «Что-то вроде: осторожно – стекло!». И она протанцевала слово за словом, словно на пуантах по столу среди хрупких бокалов:
– Сначала – очень любила. Зато тем сильней его разлюбила. Потом.
– Когда это – потом?
– Ну, когда он поселился здесь, и я стала жить с ним рядом. До того мы ведь встречались только урывками. Так что каждая встреча была праздником. А тут у нас пошла обыденная жизнь, а в обыденной жизни ему не было места.
– Ты у него училась, что ли?
– Да нет, я ведь училась в Гейдельберге. А он никогда там не преподавал.
– Откуда мне знать, где ты училась и где он преподавал? – рассердился Ури. – Ты ведь только вчера об этом проговорилась.
– Если тебе интересно, я все расскажу тебе подробно, – тихо ответила на этот справедливый упрек Инге, вся – воплощенная кротость.
– Прямо так-таки все расскажешь? Например, какую роль сыграл Карл в твоей знаменитой ссоре с профессоршами из Верхнего Нойбаха?
От этого вопроса Инге просто опешила.
– При чем тут моя ссора с профессоршами?
– Но такой человек, как твой Карл, уж наверняка не должен был пропустить этих милашек!
– Ты что, думаешь, я не поделила Карла с этими лесбиянками? – засмеялась Инге с облегчением. – Ты ошибся, они даже не были знакомы. А жаль, они бы слушали его речи с восторгом.
– Чего ж ты их не познакомила?
Инге принялась машинально разминать вилкой душистую яблочную массу:
– Карл последнее время стал страшный нелюдим, – сказала она после долгой паузы. – Он ведь со всем миром рассорился и всех, кого мог, отверг: жену, детей, студентов, университетскую братию – всех, кроме меня. А уж наших сытых радикалов он и вовсе знать не хотел.
– Почему, ведь он с ними даже не был знаком?
– Он презирал их за их сытое благополучие. Ты же вчера видел их виллы?
– Да, впечатляющие домики! Не бедные.
– А он считал, что они из идеологических соображений должны бы были жить в бедности.
– А действительно, из каких соображений эти профессора свили свое прелестное гнездо в вашем медвежьем углу?
Слава Богу, – подумала Инге, с удовольствием возвращаясь к оладьям. – Кажется, он отвлекся от Карла и направил свой интерес в другом направлении. Тут она могла позволить себе полную откровенность:
