– А где она?
Отто гневно заполыхал на него своим единственным глазом – как он смеет не понимать, где она, когда нельзя медлить ни минуты! Но чем больше Отто сердился, тем труднее ему было найти нужные слова – судорожно ловя губами воздух он надолго застыл с занесенной для стука лапой. На минуту Ури показалось, что он силится что-то произнести и сейчас его хватит удар от невыносимости этого бесплодного усилия. Но старик преодолел себя и забарабанил сперва неразборчиво, а потом все ясней и ясней одно-единственное слово:
«гер-гер-гер-герани-геранигеранигерани-герани»
Так вот она где – в зимней спальне для гераней! Тогда все как будто в порядке, отчего же Отто гонит такую волну?
«она заперлась заперлась зачем заперлась зачем?» – забарабанил Отто.
– А действительно, зачем?
«кто-то приезжал кто? кто? ко мне не зашла пробежала и заперлась зачем?»
Вход в хранилище гераней был на один пролет ниже площадки Отто, так что старику было не под силу туда спуститься – вот почему он сменил сегодня гнев на милость! Ури на миг чуть не поддался соблазну наказать его и уйти, но тут же отмел такую недостойную мстительность, тем более что интересы их сегодня совпадали.
– Ладно, – сказал он утешительно, – не волнуйтесь. Я пойду посмотрю.
И сбежал по лестнице, спускающейся от двери Отто в полуразрушенную глубину замка. Эта часть была не такая древняя, как та, что примыкала к скале, так что пролет лестницы, ведущий вниз, был совершенно целый. Света яркой лампы, круглосуточно горящей по наказу Инге над дверью Отто, вполне хватало на то, чтобы Ури мог разглядеть в боковом переходе тяжелую железную дверь, преграждающую вход в просторный подвал, в котором Инге поселяла на зиму свои любимые цветы. Сверху донесся шорох колес: рискованно подкатив кресло к самому краю лестничной площадки Отто напряженно следил, как Ури безрезультатно дергал и толкал неподдающуюся дверь. Она была заперта изнутри.
– Инге! – крикнул Ури. – Это я, открой!
За дверью было тихо – черт его знает, то ли она не отвечала, то ли все это нагромождение каменных стен было абсолютно звуконепроницаемым.
– А может, ее там вовсе нет? – предположил Ури, в ответ на что на старик лихорадочно заколотил в рельс:
«она там там иди за мной я покажу»
Ури еще пару раз подергал дверь, понял безнадежность своих усилий и вернулся на площадку к старику. Тот проворно развернулся и покатил вперед по подземному коридору, выбивая лапой по рельсу «Скорей, скорей, скорей!» Забавно – мельком подумал Ури, ускоряя шаг, он очень неплохо управляется со своим креслом, когда ему надо. В конце, когда он уже почти бегом поспевал за разогнавшим кресло до предела Отто, какой-то неуловимый образ на миг появился и исчез на окраине его сознания: выбивая лапой по рельсу «скорей скорей скорей!», Отто катился в кресле по подземному коридору, а рядом бежала чья-то смутная тень. Образ промелькнул и исчез, потому что они свернули в неизвестное Ури ответвление коридора и добежали до обширной площадки, устланной двустворчатой плитой из дырчатого листового железа производства двадцатого века. Сквозь отверстия в плите пробивался тусклый свет, скорее всего не электрический – уж очень был он трепетный и тщедушный.
«Там там там она свет», – настойчиво застучал Отто.
– Инге, открой! – крикнул Ури, наклоняясь над плитой. – Открой! Что ты там делаешь?
Но Инге опять не ответила, хотя на это раз не слышать его не могла.
Ури стал на колени, пытаясь заглянуть вниз, но отверстия были слишком маленькие, как сито. Снизу на Ури пахнуло теплым запахом дыма.
– Там что, есть печь? – спросил Ури.
«Камин вентиляция» отстучал в ответ Отто и, показывая на большой амбарный замок, скрепляющий створки плиты, добавил «идем ключ». Можно было подумать, что в час тревоги он решил пренебречь всеми нормами грамматики.
– Какой ключ? Где он? – спросил было Ури, но старик уже катился обратно, отбивая по дороге свой тревожный призыв: «скорей скорей скорей!». Делать было нечего, и Ури опять побежал за ним.
У себя в комнате старик подъехал к старинному секретеру орехового дерева и начал тыкать лапой в один из нижних ящиков. Ури открыл ящик, где среди разного домашнего хлама он нашел бронзовое кольцо с набором ключей – вполне современных, не таких древних, как «чертова дюжина красавцев». Он бросил ключи в жадно протянутую лапу Отто, однако прежде, чем закрыть ящик, успел заметить там знакомый желтый лист с фотографиями террористов, засунутый на самое дно – под разрозненные портретные рамки, подсвечники и табакерки. Зарегистрировав этот лист на задворках своей памяти Ури нетерпеливо обернулся к Отто, который зачем-то протягивал ему связку обратно.
– Ну, что еще? – взяв у старика ключи, резко спросил Ури, раздраженный бессмысленной тратой времени.
«указывай на ключи я покажу нужный», – отстучал Отто.
«Вот черт, ведь он, несчастный, даже ключ из связки вытащить не может!» – устыдился своей резкости Ури.
Третий по порядку ключ, выбранный Ури, был признан подходящим и снят с кольца. Зажав его в кулаке Ури снова вернулся к вентиляционной плите, стал на колени и со второй попытки отпер замок. Неотступный Отто, пристроившись в кресле за спиной Ури, дал ему знак приподнять плиту, которую вряд ли можно было назвать легкой. Однако Ури, напрягшись, отодрал одну массивную створку от другой и заглянул внутрь. Под ним была большая, погруженная в сумрак комната, в дальнем углу которой горел неяркий керосиновый фонарь, способный выхватить из тьмы только небольшой ломтик из обширного пространства, густо заполненного висящими в мешках цветочными горшками. В помощь фонарю в дальней торцовой стене зала вспыхивали, гасли и вспыхивали снова длинные языки зыбкого пламени, склонные окончательно погаснуть после каждой новой вспышки. В свете очередной вспышки Ури успел разглядеть на ярко озарившемся на миг фоне каменной кладки коленопреклоненную фигуру Инге – она пыталась разжечь огонь в камине. Поза ее поразила Ури классически скульптурным выражением полной отрешенности от окружающего ее мира.
– Инге! – окликнул ее Ури. – Сейчас же открой дверь – или я спрыгну вниз!
Она вздрогнула при звуке его голоса, повернулась к нему лицом и крикнула очень тихо – оказывается, за пределами отчаяния человек может кричать очень-очень тихо.
– Уходи отсюда, Ури! Уходи!
Вдруг она взмахнула руками, нелепо, как птица сломанными крыльями, и крикнула опять, на этот раз громко, – похоже, она уже переступила даже ту границу, когда была способна на тихий крик:
– Папа! Ты с ума сошел! Ты сейчас упадешь!
Ури оглянулся: старик, похоже, вконец обезумел – он подъехал вплотную к прорехе между створками и, криво перевалившись через подлокотник кресла, заглядывал вниз из-за плеча Ури.
– Сейчас же забери его отсюда, Ури! – еще громче закричала Инге.
Отто нечленораздельно заколотил в рельс. Из потока его невразумительного стука ясно было только одно, – что он не покинет поле боя добровольно. Преодолевая невольное отвращение, Ури положил руку на птичье плечико старика, силой удерживая его лихорадочно рвущуюся прочь руку:
