Когда деревянная канонада стала совсем невыносимой, он открыл глаза и обнаружил прямо перед собой ногу в черном башмаке на шнурках. Нога нацеливалась и, чуть подрагивая в икре, небольно пинала его в плечо.
– Хватит, – сказал он хриплым спросонья голосом. – Я уже не сплю.
В ответ над ногой возникло симпатичное среднеевропейское лицо, декорированное тонкой полоской усов. Усы изогнулись в улыбке надо ртом, безуспешно пытающимся выдавить из себя немецкие слова:
– Вставать надо. Идти телефон.
Телефон? Сон разом слетел с Ури, он вскочил и устремился к выходу. Джимми заворочался на полу, но не проснулся. Дверь за Ури захлопнулась, и он оказался в коридоре, откуда его быстро провели в чей-то кабинет с креслом и письменным столом. На столе потрескивала снятая с рычажка телефонная трубка. Ури схватил ее и прижал к уху, краем глаза заприметив, что сопровождавший его полицейский деликатно вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Ну, конечно, слушать их разговор здесь, в кабинете, вовсе не обязательно, его можно прекрасно прослушать по параллельному аппарату.
– Ульрих Рунге? – зазвучал в трубке знакомый голос.
– Да, это я, – сдержанно ответил Ури, лихорадочно пытаясь припомнить, откуда он так хорошо этот голос знает. Загадка разрешилась сама собой, когда его собеседник перешел на иврит,
– Как тебя туда занесло, хотел бы я знать?
Сомнений не оставалось, – это был Меир, как, впрочем, и следовало ожидать.
– А разве мать тебе ничего не рассказала? – спросил Ури, предполагая, что это очередная игра Меира, – ему, дескать, ни к чему посредники, он хочет все узнать из первоисточника.
– Мать? – голос Меира вдруг сорвался, словно он поперхнулся этим словом. – Твоя мать, что ли?
А чья же еще, интересно? Меир молчал, только дышал в трубку, можно было подумать, что он нарочно тянет время, неясно просто зачем.
– Ну ясно, что моя! Она что, ничего тебе не рассказала?
Меир, наконец справился со своим сбившимся дыханием и проговорил невнятно:
– Так получилось, что мне не удалось с ней поговорить.
Он опять немного помолчал и объяснил:
– У нас тут началась такая карусель, что мне было не до разговоров с ней.
Что там началась карусель, Ури не сомневался, но как это Меир не выслушал Клару?
– До такой степени ты закрутился?
Меир опять поперхнулся словами:
– Представь себе, до такой, – он так глубоко вдохнул воздух, что трубка зажужжала, словно пчелиный улей. – Но ты все еще не ответил на мой вопрос.
На это Ури ответил новым вопросом:
– А Лу у тебя тоже не нашлось времени выслушать?
– Лу я, конечно, выслушал, но понять ее было трудно. У нее в мозгах что-то зациклилось, так что в ее рассказе концы с концами не сходятся.
– Что же именно не сходится?
– Она просто помешалась на идее, что миссис Муррей убил какой-то бабочник. У нас полчаса ушло только на то, чтобы выяснить, что бабочником она называет местного кабатчика Патрика Рэнди. Но вот зачем ему это понадобилось, выяснить не удалось. Она совсем потеряла голову, тем более, что Джерри устроил ей страшный скандал из-за машины.
– А что случилось с машиной? – насторожился Ури.
На Меира опять накатил приступ спазматического кашля, – зубочисткой своей он подавился, что ли?
– Он рассвирепел оттого, что она без спроса отдала тебе ключи, – промямлил он, прочищая горло.
– Это в момент, когда убили Брайана? Кстати, что она сказала о его убийце?
– Она ворвалась ко мне в истерике, выкрикивая, что Брайана убил Ян Войтек, но сама не знала, откуда она это взяла.
– И ты ей, разумеется, не поверил? Зачем же ты тогда приказал перехватывать все частные самолеты? Чтобы остановить меня?
– Да я понятия не имел, что ты тоже улетел, пока мне не прислали из Меца фотокопию твоего немецкого паспорта! Я глазам своим не поверил.
– Значит, ты все же хотел перехватить Яна Войтека?
– Не столько его, сколько кабатчика. Он-то улетел наверняка, это мы проверили, но вот был ли он один или с кем-то другим?
– Вот и спросил бы у Клары. Она-то знает, что с ним был пассажир.
На этот упрек Меир ответил не сразу. Он засопел, зашуршал, – похоже, закурил сигарету и, громко выдохнул:
– Предположим, ты прав, и он улетел с пассажиром. Но откуда ты взял, что это Войтек?
Ури похолодел, – все это время он в глубине души надеялся, что пограничники успели перехватить самолет бабочника.
– То есть, меня вы сумели задержать, а его нет?
– Пока нет, – сокрушенно признался Меир.
– Ничего себе пока! Да он уже давно приземлился!
При мысли о том, где Карл мог приземлиться, Ури охватила бессильная ярость:
– Немедленно прикажи отпустить меня, – выкрикнул он, нарушая все правила субординации. – Один раз ты уже его прошляпил, так не повторяй своей ошибки!
Похоже, и Меиру было не до субординации. Вместо того, чтобы рассердиться, он сказал устало:
– Тише, тише, не кипятись! Сейчас тебя отпустят, только сперва объясни, ты что – погнался за Войтеком? Почему за ним? Как он связан со смертью старухи?
– Разве Лу тебе это не рассказала?
– Я тебе уже говорил, что в рассказе Лу не хватает слишком многих звеньев, чтобы вышло что-то связное.
Это правда, Лу тут была ни при чем, она ведь толком ничего и не знала.
– Я повторяю – хочешь понять, расспроси Клару. А пока распорядись поскорей, чтобы эти французы немедленно меня отпустили, а не то Войтек и от меня улизнет. Если уже не улизнул.
– У тебя что, есть сведения, куда он направился?
На этот вопрос Ури сейчас ответить не мог – он не хотел еще и Инге впутывать в это дело. Попозже он придумает какую-нибудь невразумительную полуправду, которую можно будет попытаться выдать за правду. И в которую Меир скорей всего не поверит, но это будет потом, когда это будет не так уж важно. А сейчас нужно любой ценой выбраться из идиотской ловушки, расставленной Меиром для Карла.
– Наверняка сказать не могу, но кое-какие соображения имеются. Только все они ограничены временем, еще немного – и будет поздно.
– Для чего поздно?
Чтобы вырваться из бульдожьей хватки Меира, нужно было рубить сплеча:
– Если Войтек удерет к своим хозяевам, он унесет с собой заснятую им в хранилище кинопленку.
Этого Меир не ожидал. Даже сквозь потрескивание эфира можно было почувствовать крутой всплеск напряженности его электромагнитного поля:
– Откуда у тебя эта бредовая идея?
