— Разумеется, — убежденно соврала я, — хотя ты сам всегда говорил, что это совершенно различные вещи.
— А что я такого говорил?
— Когда муж изменяет — это мы… говорил, а когда жена изменяет, то это нас… Помнишь?
— Ну это шутка была, буквально…
— С любовью не шутят… — с идиотской многозначительностью сказала я. — Так поможешь этому дурачку?
— Там видно будет… — осторожно сказал он. — Нужно будет посмотреть, что у нас на этого генерала есть… А когда мы увидимся?
— Когда покончим с этим делом, — твердо сказала я. — А до этого у меня не то настроение.
— Я сегодня же прикину, что можно сделать, — сказал он и повесил трубку.
Я закрыла глаза, откинулась в своем любимом кресле и тоскливо подумала, что судьба раз от раза становится все изощреннее и изощреннее… Я понимала, что Эдик влип в эту историю из-за меня. Не должна была я его мариновать столько времени. Он же взрослый мужчина. Не должна я была его держать в таком постоянном напряжении. Сама-то вон устраивалась несколько раз, спускала пар, а ему что оставалось? Онанировать? Или идти к другой женщине, более сговорчивой. Что он и сделал.
Если уж я решила терпеть до свадьбы, то не нужно было позволять ничего. Даже поцелуев.
И все-таки, как бы там ни было, но он мне изменил. Уж лучше бы действительно взял девку на вокзале, мне бы не было обидно, а то хорошенькая, все при ней и к тому же генеральская дочь…
Не рвалась бы она за него замуж, если он действительно взял ее силой, вопреки ее желанию. Значит, как-то любезничал с ней, ухаживал, покорял, рассказывал ей о футболе теми же словами, что и мне… Это было очень противно. Невыносимо.
Уверяю вас, девочки, что мы, бабы, переносим измену куда тяжелее, чем мужики. Я просто бесилась, несмотря на то, что считала себя виновной в этой истории. Вот такое женское противоречие. И с этим ничего нельзя сделать…
13
Странно устроен человек, особенно женщина. Еще совсем недавно, вспоминая о Николае Николаевиче, я называла его скотиной, насильником, извращенцем. Но тут, когда я поняла, что за его услуги придется действительно расплачиваться, эта мысль не вызвала у меня содрогания… И размеры его мне не представлялись уже такими ужасными, и странные его привычки не выглядели отвратительными. В конце концов я ведь получала удовольствие от всего этого. Особенно сначала, когда все было на новенького, когда я к нему хорошо относилась… Это потом все пошло наперекосяк, и все в нем начало меня раздражать, а поначалу я включилась в эти игры с большой охотой. И ждала его прихода, и с нетерпением заглядывала в его портфель… Да и потом, когда мы расстались, иной раз проскальзывала шальная мыслишка, что хорошо бы еще с кем-нибудь попробовать… Я ее, конечно, сразу же отгоняла, понимая, что никогда в жизни не решусь кому-нибудь предложить такое… Но все же, но все же…
Вот тогда-то я и поняла: что бы ни вытворяли любящие друг друга люди в постели с обоюдного согласия — все хорошо и здорово. А извращение — это когда один человек использует другого для удовлетворения своих страстей.
Сегодня мы все ужасно продвинутые в сексе, а в 1958 году, когда даже минет считался страшным извращением, а за мужеложство давали срок, согласитесь, это была смелая, можно сказать, революционная идея. Настолько смелая, что я даже Татьяне ее не высказала. Мы с ней вообще не обменивались чересчур пикантными подробностями, хотя, конечно, делились многим…
Николай Николаевич ничего не смог сделать. Даже он.
Генерал уперся как бык. И оказалось, что на него в органах практически ничего нет. Чистым, как младенец, оказался старый служака.
Николай Николаевич долго рассказывал мне, какие шаги он предпринял, какую огромную проделал работу. Как я понимаю, говорил он это, чтобы набить себе цену и подчеркнуть, что со своей стороны он условия договора выполнил. Под конец разговора он осторожно спросил:
— А когда мы увидимся?
— До суда, сам понимаешь, у меня не то настроение, — вероломно сказала я. — Мы все-таки с Эдиком встречались, а я была в него влюблена. Давай подождем, пока я остыну от него окончательно…
— Давай подождем… — вздохнул он.
Я даже не предполагала, как долго он сможет ждать…
14
Эдик так и не женился на генеральской дочке. Его судили. Я точно не помню, какой ему дали срок. Помню, что от сидел он года три или четыре… Рассказывали, что и на зоне он играл в футбол, что все его там очень любили и уважали, несмотря на то, что на зоне насильников не любят. Мне это рассказывал непосредственный свидетель Леха, который у меня появился как обычно в самый неожиданный момент, уже после того, как Эдика выпустили…
Писем мы с Эдиком друг другу не писали.
Мы с ним встречались несколько раз. Не в известном смысле, а просто случайно. Один раз в «Пльзеньском», пивном ресторане в Парке Горького, один раз в одной компании, один — просто на улице. Он вызвался меня проводить.
Как сейчас помню — была солнечная красивая осень, Тверской бульвар весь устлан багряно-золотой листвой. Играли дети, радуясь листьям и солнышку…
— Ты меня прости за ту историю, — вдруг ни с того ни с сего сказал он.
— Это ты меня прости, — сказала я. — Я не должна была тебя так долго мариновать…
— В драке всегда виноват тот, кто сильнее… — грустно улыбнулся Эдик.
Больше мы с ним не встречались. Разумеется, я много раз видела его по телевизору. Он много и хорошо играл. Но подлинным гением он был до суда. Если б не эта история, то наверняка его имя для футбольного мира звучало бы не тише, чем имя Пеле. Но в свои самые звездные годы он носил не футбольную форму, а телогрейку зека…
На стадион я с тех пор больше ни разу не ходила. А по телевизору ничего смешного в футболе не видела…
Эдик, пожалуй, единственный, кого я не называла сладким ежиком. Да и не мог он написать этого письма, потому что к 1995 году его уже не стало.
Но и не вспомнить его я не могла. Вернее, как и миллионы его поклонников, я его никогда не забывала.
Часть пятая
Девятнадцатый
(1958–1960 гг.)
1
Была середина сентября 1958 года. Эдика уже посадили.
Я отбила три настойчивые атаки Николая Николаевича, а перед четвертой не устояла… В конце концов, решила я, он действительно хлопотал, а от меня не убудет. Да и тоскливо мне было одной. Конечно, он был сукиным сыном, но, как говорят в подобных случаях американцы, — он был свой сукин сын.
Татьяна, как вы уже знаете, вышла замуж за своего Юрика и с головой погрузилась в семейную жизнь, а я в очередной раз решила взяться за себя и похудеть на семь килограммов, как мне порекомендовал мой личный диетолог — жена Славки, которую он называл галчонком.
