— А ты не так глупа, как кажешься, — сказала Татьяна. Постоянно оглядываясь, мы прошли к десятому вагону, который оказался вагоном-рестораном. Тогда мы прошли в самую голову девятого, потому что пассажиров запускали через переднюю дверь.
— Ну и хорошо, — сказала я. — Он здесь меня не увидит…
Сперва вдалеке показалась тележка с целой горой чемоданов, потом я увидела Принца. Он шел в своем светлом коротком плаще в окружении целой толпы провожающих, среди которых я узнала его преемника, Сержа, Геру и еще парочку друзей, которых видела вчера на проводах в ресторане.
— Не пускай меня к нему, — прошептала я Татьяне.
— Как же! Удержишь тебя, — ворчливо сказала она, намертво вцепляясь в мою руку.
Толпа провожающих Принца остановилась около вагона.
Кто-то из друзей попытался снять с тележки чемодан, но Принц движением руки остановил его. Он что-то сказал носильщику, и тот с видимым удовольствием принялся заносить чемоданы в вагон. Серж достал из портфеля бутылку шампанского и открутил проволочную оплетку. Шампанское громко хлопнуло, обдав пенной струей проводницу и стенку вагона. Все, включая и проводницу, засмеялись и начали по очереди прикладываться к горлышку бутылки. Только проводница отказалась, что вызвало новый взрыв хохота.
Острое чувство тоски и одиночества сдавило мое сердце. Я почувствовала себя выброшенной из этой праздничной настоящей жизни. Глаза мои наполнились слезами. Татьяна, внимательно наблюдающая за мной, протянула мне носовой платок и попыталась развернуть спиной к Принцу. Но не тут-то было… Я не скрываясь смотрела в его сторону.
Он стоял ко мне спиной и все время оглядывался в сторону площади, туда, откуда я могла появиться. Может быть, он и ждал, что я, несмотря на все запреты и клятвы, все-таки приду… А я стояла здесь и смотрела, как улыбаются люди, которые видят его лицо. Гера, очевидно, понял состояние Принца и, оглянувшись, тоже посмотрел в сторону площади.
Подбежала к компании опоздавшая Марина с букетом белых хризантем и с большим фотоаппаратом на груди. Она тут же получила свой глоток шампанского и начала компоноватъ бесформенную толпу провожающих с Принцем посередине. Она развернула группу таким образом, что все оказались лицом к нам.
По команде Марины все замерли с застывшими улыбками, и вдруг улыбка медленно сползла с лица Принца. Он увидел меня и непроизвольно дернулся в мою сторону. И столько в его глазах было тоски, мольбы, вины, что я, завороженная его взглядом, медленно, как лунатичка, шагнула к нему навстречу, даже не замечая, что на моей руке висит Татьяна и отчаянно пытается до меня докричаться.
Я ничего не слышала в этот момент. Я просто шла, не отрываясь от его глаз, боясь оборвать этот взгляд — последнее, что нас связывало…
Где-то на полдороге Татьяна, убедившись в тщетности своих слов и усилий, отцепилась от меня. Марина, заметив через видоискатель аппарата странный взгляд Принца, отняла аппарат от глаз и оглянулась. Провожающие, невольно проследив ее взгляд, все с дружным недоумением уставились на меня. Принц, высвободившись из чьих-то объятий, тоже медленно и как во сне, почти не касаясь асфальта, двинулся ко мне навстречу.
Мы бесконечно долго сближались, но это было и не столь важно. Мы уже соединились взглядами…
Мы сошлись где-то посередине вагона-ресторана и слились в долгом, мучительном, горьком от слез, нерасторжимом объятии… Он что-то горячо шептал мне в шею, иссушал губами слезы, снимал поцелуями стон с губ…
Не знаю, сколько мы так простояли… Опомнились лишь тогда, когда нас начали силой растаскивать. Меня Татьяна, а его Гера и Серж. Его буквально на руках, как мертвецки пьяного, отнесли к вагону и запихнули в двери, и в ту же секунду поезд тронулся…
Через несколько секунд его вагон, из которого он чуть не вываливался, перевесившись через руку проводницы, намертво вцепившейся в поручень, проплыл мимо меня. Я не побежала вслед за ним. Мои ноги вросли в платформу. Я словно окаменела…
Последнее, что я помню, — это удивленно-внимательные взгляды «топтунов» которыми они проводили меня, когда Татьяна волокла меня, почти бесчувственную, мимо них по платформе.
Они все-таки пришли проводить Принца. Но мне это было уже все равно. Мне многое с того вечера стало все равно.
Мы с ней до сих пор не понимаем, каким образом Татьяна доперла меня до кинотеатра «Центральный». Вся штука в том, что она сама этого не помнит, потому что мое горячечное, бредовое состояние передалось в какой-то степени и ей.
Верный Юрик нас ждал с билетами у входа.
Я совсем не помню ни содержания этой комедии, ни лиц актеров, ни музыки… В память врезалось лишь одно. Зрители почти непрерывно и очень громко хохотали, и это давало мне возможность плакать, не боясь, что меня услышат…
Должна сказать, что с тех пор я словно разучилась плакать. Изредка подкатывает комок к горлу, и то лишь в случаях умиления. Но я очень быстро с ним справляюсь. Во всех остальных случаях (обида, огорчение, жалость к себе) я злюсь. А когда уж очень припирает жизнь, то просто свирепею. И тогда лучше не подворачиваться мне под руку.
Наверное, в те дни я выплакала все слезы, отпущенные мне на целую жизнь.
25
Через десять дней после отъезда Принца мне неожиданно позвонил Гера и сказал, что хорошо бы повидаться… Я сдуру не сообразила, о чем это он, и начала тоскливо объяснять что в последнее время совсем не выхожу из дома, что настроение у меня сейчас совсем не для встреч…
— Ну вот я и попытаюсь вам его исправить… — многозначительно произнес он.
Я хотела было возмутиться таким предательским поведением, но подумала, что раз уж я сама не верю в возвращение Принца и в продолжение всей этой истории, то ему-то сам Бог велел.
— Нет, Гера, спасибо за участие, но как-нибудь в другой раз, позже, когда немножко успокоюсь… А пока все еще очень… — Я замолчала и хотела уже повесить трубку, как он, очевидно, почувствовав это, закричал:
— Минуточку, минуточку! Как же так?! Нам именно сей час нужно встретиться… Как же вы успокоитесь, если мы сегодня не встретимся? Ну в крайнем случае завтра… А потом я всю неделю буду занят. Я же не могу…
И тут по его благородному возмущению я начала догадываться, что он звонит не просто так, чтобы склеить девочку на вечер… Я пригласила его немедленно зайти ко мне.
Гера привез мне письмо от Принца. Я угостила его кофе и не могла дождаться, пока он уйдет. При нем я читать не могла. Наконец он попрощался, я закрыла за ним дверь и распечатала конверт.
Письмо было помечено четырнадцатым октября. Стало быть, он написал его буквально на другой день по приезде. Я это поняла, правда, только на третьем прочтении письма.
Боже мой! Какое это было письмо! Он подробно описал, как мучился в своем купе, которое он, разумеется, занимал один, так как у него было слишком много вещей, как он не сомкнул глаз ни в первую ночь, ни во вторую, уже в Европе… Там были такие слова о любви, что у меня внутри стало тепло, как после стакана водки натощак (такое однажды было со мной), и даже слегка закружилась голова…
