— Это еще что? — проворчала тетя Клава, поднимаясь из кресла.
— Только не делай вид, что ты не знаешь, что я курю, — сказала Татьяна, одним взглядом усадив ее на место.
Пришла молоденькая служащая, одетая в официальный черный костюм и, отчего-то смущаясь, попросила у меня паспорт.
Он был у Татьяны в сумочке, так как мы решили, что к свадебному платью сумочки не полагается…
— Скоро? — строго спросила Татьяна, взглянув на часы. — Уже четыре минуты первого.
— Вас позовут, не беспокойтесь, пожалуйста, — еще больше смутилась служащая. — Еще не кончилась предыдущая церемония…
Татьяна взмахнула руками и, не заботясь о своем бирюзовом шифоновом платье, с размаху плюхнулась в кресло, широко расставив ноги.
— С такими работниками мы коммунизма не построим, — сказала она.
— Машенька теперь капитализм будет строить, — сказала Марина, наводя на меня объектив фотоаппарата и щуря левый глаз. — Ну, а где ритуальные слезы перед свадьбой?
— Я свои слезы раньше выплакала, — нервно улыбнулась я.
— Очень нерасчетливо, — деловито заметила Марина, приседая. — Репортажу будет не хватать эмоциональности.
— А вы что — его опубликовать, что ли, собираетесь? — усмехнулась Татьяна.
— А почему нет? — спросила Марина, переводя пленку рукой с зажатой между пальцами сигаретой. — Любая европейская газета с руками отхватит репортаж о свадьбе принца и комсомолки.
— Ну вы даете! — воскликнула Татьяна. — А кто же вам разрешит?
— А кто запретит? — спросила Марина, направляя объектив на Татьяну.
— Ох, Маня, прославимся мы с тобой на весь мир! — сказала Татьяна, поправляя волосы и принимая выгодную позу.
В комнату вошла окончательно расстроенная служащая и поманила меня рукой:
— Можно вас на минутку?
— Ну наконец-то! — воскликнула Татьяна поднимаясь из кресла.
— Нет, нет, — испугалась служащая. — Только невеста…
— Я же свидетельница! — возмутилась Татьяна. — Что вы — ее расписывать собрались без свидетельницы?
— Пожалуйста, не беспокойтесь… — пробормотала служащая, заливаясь краской, — мы вас обязательно пригласим, когда все будет готово…
— Но у меня же все ее вещи, — сказала Татьяна, тряся для убедительности сумочкой.
— Пока ничего не понадобится, не волнуйтесь, гражданочка.
Меня привели в торжественный зал, украшенный позолоченным гербом РСФСР. Под гербом, склонившись над роскошным полированным столом с гнутыми ножками, стояли белокурая женщина с высокой торжественной прической и с голубой муаровой лентой через плечо и Принц. Женщина была пунцовая от долгого стояния согнувшись. Принц мертвенно-бледный. Когда я вошла, они подняли на меня головы. Девушка, приведшая меня в зал, исчезла.
— Что? — одними губами спросила я.
— Катастрофа, — тоже одними губами прошептал он, но его шепот был оглушителен, как гром.
— Уверяю вас, гражданин… — Женщина в ленте по слогам назвала фамилию Принца, — виновные будут примерно наказаны! Ничего страшного, в сущности, не произошло. Вам надлежит только переоформить все ваши документы, и мы в тот же день вас зарегистрируем…
— Что такое зарегистрируем? — рассеяно спросил Принц.
— Распишем… — недоуменно пожала плечами регистраторша. — Оформим ваш законный брак.
— Но я через два дня должен улететь…
— А вы постарайтесь.
— Но у нас на оформление всех документов ушло две недели, — сказал Принц, и я увидела, что говорит он из чистой вежливости, что выяснять с этой женщиной ему ничего не надо, что ему и так все безнадежно ясно.
— Правда, послезавтра у нас санитарный день… — спохватилась женщина, — но приходите после-послезавтра…
И только тут у меня хватило сил вымолвить слово. До этого картина мира была размыта перед моими глазами, как в кино, когда пьяный киномеханик пускает картину не резко.
— Что случилось? — спросила я у Принца, стараясь не смотреть на свекольное лицо регистраторши, на ее нагло бегающие глазки, заранее не веря ни одному ее слову. Но ответила мне все равно она.
— У нас на приеме заявлений новый сотрудник, — заученно затараторила регистраторша. — Она изучала в школе немецкий язык. Она прочла фамилию жениха на заявлении по-немецки и записала в регистрационной книге, как поняла, а это совсем не немецкий язык. У нас ни в одной школе не проходят этого языка…
— Ну и что? — деревянным, словно замороженным языком спросила я.
— А то, что нужно было продиктовать ей по буквам. Теперь нужно подавать новое заявление и начинать все сначала.
— А почему нельзя переправить запись в книге?
— Да вы что, девушка? — благороднейшее возмущение прозвенело в голосе регистраторши. — Да вы представляете, какая это морока? Это же государственный документ. Его придется актировать, посылать в соответствующие инстанции, писать объяснительные записки и у специальной комиссии получать разрешение на оформление дубля… На это уйдет не один месяц. А в этой книге мы не имеем права даже запятую исправить. Это же не школьный дневник, гражданочка. Так что давайте тихо-мирно пишите новое, правильное заявление, а это мы спишем в «неявку». Это можно. Это предусмотрено инструкцией. Такое у нас случается: подадут люди заявление, а потом передумают или кто-нибудь из брачующихся под трамвай попадет… В конце концов, вы же сами…
На этом месте ее монолога я упала в обморок. Не выдержала пытки лживым голосом.
Очнулась я в комнате невесты на составленных стульях.
Платье мое было расстегнуто. В комнате воняло нашатырем.
— Где он? — спросила я, открыв глаза и вспомнив все что случилось.
— Он тут за дверью, — ответила Татьяна.
— Позовите его.
— Сейчас, — Татьяна бросилась к двери.
— Подожди, — остановила ее я, — помоги мне подняться и застегни платье.
Я встала, привела себя в порядок, поправила волосы и только тогда разрешила Татьяне позвать Принца.
Он вошел. Мы обнялись.
— Я так испугался за тебя… — прошептал Принц мне в ухо.
— Мы ведь все равно уже муж и жена? — спросила я, отстраняясь и глядя ему в лицо.
— Да, любимая.
— Мы ведь не дадимся им, правда?
— Правда, — сказал он, шевельнув желваками скул.
— Тогда пусть сегодня будет свадьба.
— Да, — сказал он, — пусть сегодня будет свадьба.
Когда мы покидали Дворец бракосочетаний,
[2]
я заметила в ближайшем переулке серую «Волгу». За рулем сидел и скучал шофер Николая Николаевича. Я его запомнила на всю жизнь за время нашей поездки в Зюзино, на городскую свалку.
