Война приготовила пир для них
где можно жрать без помех.
Из всех беззащитных тварей земных
мертвец — беззащитней всех.
Козёл бодает, воняет тля,
ребёнок даёт пинки.
Но бедный мёртвый солдат короля
не может поднять руки.
Гиены вонзают клыки в песок
И чавкают и рычат
И только солдатские башмаки
Навстречу Луне торчат.
И вот он вышел на свет, солдат.
Ни друзей, никого.
И только гиеньи глаза глядят
В пустые зрачки его.
Гиены и трусов и храбрецов
жуют без лишних затей.
Но они не пятнают имен мертвецов
это — дело людей.
Когда Убер закончил, установилось молчание. Иван даже не сразу понял, где находится. Он всё ещё видел это поле, эти гиеньи глаза (хотя гиен он никогда их не видел, кажется) в темноте, в лунном свете.
Да, пятнать имена мертвецов — это чисто человеческое увлечение. Звери честнее.
Твари наверху честнее, чем Сазонов.
Всяко, подумал Иван.
* * *
— Помолимся, братие!
В темноте опять звучал этот голос. Да что такое?! Даже поспать не дают! Иван заерзал, перевернулся на другой бок, попытался натянуть куртку поплотнее. Блин, холод от пола собачий просто.
— Нет ада ни на земле, ни в небесах, — продолжал голос. — И нет рая. Осталось одно чистилище, где душам вечно скитаться, не зная покоя и радости. И называется оно: метро. Аминь.
— Аминь, — согласился хор.
— Грядет время, братья. Зверь всё ближе! Ближе! Ближе!
Какой к чертям зверь? — Иван понял, что темнота мешает ему сосредоточиться, перестать перескакивать с мысли на мысль. Соберись, велел он себе. Надо отсюда выбираться к чёртовой матери…
Но сил собраться не было.
Когда голоса на мгновение умолкли, он провалился в сон.
* * *
— Вы знаете, я вдруг понял… Щелчок, — профессор помедлил. — Он действительно сказал «щелчок»?
— Кто сказал? — Иван поднял голову, он сидел, прислонившись к решетке.
— Наш тюремщик. Игнат, кажется…
— Да, он сказал «щелчок» или ответить на щелчок — и что из этого? — вступил в разговор Уберфюрер.
— А то, что это означает… Он играл в ЧГК!
— Серьёзно? — удивление в голосе скинхеда. — Ваш коллега?
— Что такое «чэгэка»? — спросил Иван.
— «Что? Где? Когда?». Игра такая была, интеллектуальная. Это наш профессиональный жаргон. «Щелчок» — взятие вопроса влёт. Или когда версия «щёлкает» — то есть, очень красиво подходит к вопросу. Понимаете?
— Нет, — сказал Уберфюрер. — А, чёрт. Понимаю. И что дальше?
План составился совершенно фантастический. По словами Водяника, ЧГК — это невероятный драйв, приток адреналина. Фактически наркотик. Тот, кто когда-либо играл, этого никогда не забудет. Идея профессора состояла в том, чтобы снова подсадить тюремщика на этот наркотик, а потом попросить о помощи. В общем, раскрутить.
— Ну-ну, — сказал Уберфюрер, выслушав. — Фигня какая-то, я вам говорю. Давай, действуйте, а я посмотрю. Только ни фига у вас не выйдет.
— Спасибо за оптимизм, — съязвил Водяник.
— Да не за что.
В следующий обход они начали забрасывать крючок. Когда шаркающие шаги оказались совсем рядом, Иван повысил голос:
— Моя очередь! В общем, так: выйти на поверхность из метро можно не только через шахту эскалаторов, но и через эту штуку — но обычно через эту штуку не ходят даже физически сильные люди. Но если бы эта штука находилась в Москве, то всё было бы гораздо проще — потому что там эта штука гораздо короче. Как называется эта штука? Ваш ответ, Проф?
Напряженное молчание. Игнат продолжал обход. Звяканье миски…
— Ну, что, Проф? Cдаётесь?
Бульканье воды. Скрежет железной кружки по бетонному полу.
— Э-э… Может быть, хмм… предположу, что это… скажем, пожарная лестница?
Снова шаги.
— Нет. Внимание, правильный ответ, — Иван выдержал паузу. — Это… вентиляционная шахта! ВШ, короче. В Москве они короткие, двадцать-тридцать метров, а в Петербурге от пятидесяти метров и глубже. И ещё там лестницы обычно сгнили… — добавил Иван для красочности. Впрочем, так оно и есть. — На фиг сгнили.
Про различие между московским метро и питерским Иван знал от Косолапого. А вопрос они составляли вместе с профессором. А потом Иван учил его наизусть, чтобы не сбиться в ответственный момент.
Тюремщик подошел уже совсем близко. Шаги…
— М-да. Источник, как я правильно понимаю: личный опыт автора вопроса? — язвительно заметил Водяник.
Шаги резко остановились. Долгая пауза.
— Что ты сказал? — произнес Игнат.
— Это вы мне? — уточнил профессор.
— Ага.
— Во-первых: «вы сказали», — холодно поправил Водяник. — А во-вторых, я говорю: вопрос кривой совершенно. Как такой брать?
— Значит… — пауза. — Вы здесь играете?
Рыбка заглотила крючок.
* * *
Иван загадал, что тюремщик выдержит до следующей кормежки. Ошибся. Игнат выдержал гораздо дольше. Только после второй кормежки, когда Иван начал думать, что всё потеряно, в темноте раздалось шлёпанье босых ног по бетону. Затем тяжёлый вздох.
— Эй! Вы были в Клубе? — спросил слепой.
— Конечно. А что?
— Не обманываете?
Иван даже привстал. Вот и наша рыбка.
— С чего бы? — удивился Водяник. — Конечно, профессионально из всей нашей компании играл только я… И откровенно говоря, вот эти мои приятели — ну совершенно мне не соперники. При всем моем к ним глубоком уважении.
— Спасибо, — съязвил Иван.
— Да? — в голосе Игната было недоверие. — А, может мы… нет, конечно, нет.
— Вы тоже играли?
— Ну, если это так назвать…
— Я так и почувствовал, что вы из наших, — сказал Водяник. — Даже хотел предложить сыграть. Но, думаю, это будет несколько нечестно. Вы за время жизни здесь несколько утратили навыки, в то время как я…
— Может проверить! — возмутился Игнат.
— Вы бросаете мне вызов? — уточнил профессор.
— Да! — отрезал Игнат. — Только откуда мы возьмем вопросы?
— А что, базу Степанова уже отменили?
