В затылок словно влили расплавленный свинец. Иван охнул, споткнулся, выронил фонарь, схватился за затылок обеими руками. Блин, блин, блин.
Точка в затылке пульсировала.
— Иван, что случилось? — к нему бросились на помощь.
Он оттолкнул Мишу, встал, оперся рукой о стену туннеля, чтобы не упасть. Под пальцами была влажная грязь.
Точка продолжала пульсировать, но уже слабее. Затылок ломило так, что перед глазами двоилось.
Такое один раз уже было.
Иван с усилием выпрямился.
— За нами кто-то идёт. Кто-то очень большой… и очень страшный.
Темнота обволакивала. Мы идём в Большое Ничто.
— Быстрее! — Иван не знал, почему он торопит остальных, но ртутная тяжесть в затылке не отпускала. — Давайте, давайте. Шевелим ногами.
Рядом кто-то есть. Я знаю.
Иван пригнулся, закрыл глаза на мгновение. Открыл.
— Быстрее!
Они бежали.
Я чувствую, что он рядом. Он идёт за нами. Сейчас… сейчас…
— На одиннадцать часов! — крикнул Иван. Скинхед повернул автомат… Тишина. Движение. Писк.
Убер насмешливо поднял брови:
— Это и есть твой большой и страшный?
В пятно света неторопливо вышла крупная серая крыса, села и посмотрела на людей с презрением.
Туннель тянулся бесконечно. Вроде бы не такой уж длинный перегон должен быть, а поди ж ты…
— Объясню проще, — профессор покачал головой. Вцепился себе в бороду, дёрнул. — Хороший пример: крысы. Вроде той, что мы недавно видели.
— При чём тут? — Иван сдвинул каску на затылок и почесал вспотевший лоб. Сейчас была его очередь идти первым. В незнакомом перегоне не расслабляйся, ага. Он надвинул каску на лоб и продолжил шагать, поводя головой вправо, влево.
— Ни одна крыса не умирает от старости. Понимаете, Иван? Только представьте — крыса, живущая вечно. Теоретически это вполне возможно. И это впечатляет. Природа заложила в них такой запас живучести, что просто страшно становится.
— Но крысы же не живут вечно? — спросил Убер.
— Нет, конечно.
— Они же всё равно умирают?
— Умирают, — согласился Проф. — Но знаете, от чего именно?
Иван прищурился. Кажется, сейчас мне откроется ещё одна тайна мироздания. Оно мне надо, а? Тем не менее послушно спросил:
— От чего?
— От рака.
Иван хмыкнул. Интересно.
— Рак?
— Да, именно. Всех крыс рано или поздно убивает рак. Иначе бы они жили вечно. И мир был бы поглощен крысами, расплодившимися аки саранча. Они бы сожрали всё. И друг друга. В итоге бы на земле — мёртвой, изгрызенной до голого камня — остался бы только огромный злобный крысиный волк, сожравший всех остальных.
Иван представил огромную жирную крысу, сидящую на безлюдном каменном шаре посреди черноты космоса. Крысиный Апокалипсис. На груди у крысы было ожерелье из крысиных черепов.
— Другая экосистема, — сказал Иван. — Нет?
— Думаю, это скорее резервный вариант, — Водяник начал выдыхаться. С его комплекцией — не то чтобы толстый, но грузный, он быстро уставал даже при нормальном темпе ходьбы. Иван помахал рукой. Привал.
Профессор сел прямо на рельсы и шумно выдохнул.
— Вух! Спасибо, Ваня… Самое интересное, что одним из самых действенных методов лечения рака в моё время было… радиационное облучение.
Иван помолчал, обдумывая.
— То есть, грубо говоря, выйдя наверх, в зараженную зону, крысы излечились от рака?
— Да, именно это я и хочу сказать. Теперь ничто не мешает им жить вечно. Вообще, мы очень мало знаем об аварийных системах природы. Скажем, та же крыса — прекрасный резервный вариант на случаи ядерной катастрофы. Или падения метеорита, скажем — что тоже даёт повышение уровня радиации, вспомнить хотя бы Тунгусский феномен… Или чудовищное извержение вулкана, после которого Земля превратится в одну очень тёмную планету, летящую в космическом холоде. При этом уровень радиации тоже повысится!
Радиационное поражение — идеальная среда для крыс. Срок их жизни увеличится, часть особей излечится от рака — и крысы заполнят мир. Прекрасные животные!
Иван покосился. Нет, профессор совершенно искренен.
— Вообще, я думаю, что увеличение заболеваний раком перед Катастрофой — это признак того, что людей стало слишком много. И природа должна была сдерживать рост популяции.
Рак — природный ограничитель. А катастрофические изменения этот ограничитель снимают.
— Вот лайв форева-а, — пропел Уберфюрер. — Бессмертные крысы в килтах сражаются на мечах. Горцы. Остаться должен только один!
Проф усмехнулся.
— Забавно, но, в сущности, так и есть. Остаться должен только один. Через некоторое время они вышли к станции Чёрная речка. Остановились, открыв рты. Станцию было не узнать — впрочем, до Ивана её видел разве что Убер. Но тогда она была тёмная и заброшенная, только компания цыган сидела вокруг единственного костра. А теперь… Иван присвистнул. Вот это да.
— Вы это видите? — спросил Убер. — Мне не мерещится?
— Не-а, — сказал Иван. — Если только мы не умерли и не попали в рай. Перед ними на прежде безлюдной станции горели десятки цветных огней, возвышались разноцветные шатры. Цирк вернулся.
* * *
Водяник объяснил, что сейчас под цирком понимают не совсем то, что до Катастрофы. Вернее, уточнил профессор, в метро мы вернулись к более древней форме цирка, которую точнее обозначить словом «карнавал». Странствующий праздник на любой вкус. Карнавал включает в себя цирковые номера, спортивные состязания, гадание, фокусы, аттракционы, игры на деньги и призы (то, что раньше называлось казино), поэзия, музыка, песни, танцы и театр. И продажная любовь, естественно.
«Шведский стол» искусств, сказал Проф иронично, но Иван его снова не понял.
Что тут придумывать? Цирк — он и есть цирк.
После акробатов выступали силачи. После силачей — клоуны.
Потом давали распиливание женщины. Дальше фокусы. И танцы полуобнаженных девиц…
В общем, каждый нашёл себе развлечение по вкусу.
Когда Иван вернулся из санузла, началось следующее представление.
Иван устроился в первых рядах зрителей. Сидели прямо на платформе, поджав под себя ноги. У кого-то были коврики. Правильная мысль. Иван мимоходом пожалел о своей скатке, оставшейся на Восстании, и приготовился смотреть и слушать. Поморщился, поерзал. Задницу холодило на граните.
— А сейчас выступит, — сказал длинный. — Вы её все знаете и, возможно, даже любите… Прекрасная Изюбрь!
