— Не убила… — пробормотала Дина, часто дыша. — Пожалела… Заманила… Надо было убить… Чтобы не вылечил своими лекарствами этого, — она тяжело взглянула на Сергея. — Русик — мой… Только мой, понятно вам?
— Где он?! — страшно заорал Макс, наклонившись над ней.
Дина слабо мотнула головой на коленях Дениса в сторону туннеля. Макс вскочил и, светя себе фонарем, побежал по рельсам.
Сергей тяжело сполз по стене на щебенку. Перед глазами было темно.
— Есть! — послышался крик Макса. — Тут помещение! Эдик, ты живой?
— Он не твой сын, — сказал Сергей в пространство. — Твой сын погиб. У тебя не осталось родных. Он не Руслан, а Денис. А его мать зовут Полина. И она… была… моей женой…
Он стал заваливаться набок.
Последняя песчинка упала в нижнюю колбу.
Время вышло.
* * *
Откуда-то из небытия, мрака, который был чернее и беспрогляднее ночи на станции, делаясь постепенно громче, словно кто-то медленно поворачивал звуковое колесико радиоприемника, послышались голоса. Оставалось только понять, голоса ли это ангелов — значит, он, Сергей, уже на небесах, — или пока говорят люди, следовательно, он никак не может покинуть этот суетный мир, рвется наверх, как накачанный водородом шарик, а ниточка не пускает.
Порвется ниточка — и…
Было холодно. И посреди стужи теплился крохотный огонек, постепенно уменьшаясь.
Макс, всего несколько минут… Попрощаться… — Его организм и так сдюжил больше, чем ему отводилось…
Подожди, Эдик, но ведь…
Сколько можно объяснять: препараты давно пришли в негодность! Пойми, прошло двадцать лет! А восстановить технологию так и не смог, даже в предоставленной мне на «Марксистской» лаборатории.
Так что ж не отправил раньше?! Они с Полиной так ждали, надеялись на тебя…
Давай без соплей, Викинг. Сначала не мог, не с кем было. Потом выяснилось, что препараты имеют несколько потрясающих побочных эффектов целительного свойства. Я начал их продавать и быстро, как это говорится… поднялся в метро… Здесь ведь все имеет свою цену, тебе ли не знать. Последняя коробка, которую я держал для них и все не решался отправить… просто испортилась.
Тебя сожрала жадность, Эд. Ты хотел продать все. Мешала маленькая капля совести. А люди — что ж… Плевать на людей. Да, они работали на тебя, но найдутся другие. А этих ты списал со счетов.
Не строй из себя святошу. Ты же головорез, Викинг. Неужели наемник будет читать мне морали?
Разговор с трудом доходил до сознания Сергея. Он понял только, что Возницын жив, Макс спас его в туннеле, препарата больше нет и он, Сергей, умирает. Ему осталось несколько минут. Потом ниточка порвется.
Он с усилием открыл глаза — веки словно налились свинцом, — но ничего не увидел, одни размытые цветные пятна.
— Денис, — сказал Макс, — подойди к папе…
— Дядя Макс, ему худо? — послышался голос Дениса. — Что вы молчите?
Сергей вдруг увидел ангела. Нечетко, но он твердо знал, что это именно ангел. Что ж, не зря жил, сделал все же кое-что. Сын спасен, он в метро, у людей, которые его не бросят… Вырастят… Жаль, что так вышло. Сергей сделал все, что мог, — Полина на него не в обиде.
Огонек, теплившийся внутри, сжался до размеров крохотной точки.
Столько всего хотелось сказать сыну… но говорить он уже не мог.
— Папа? — осторожно сказал Денис, и голос его тут же зазвенел. — Папочка! Не умирай, пожалуйста! Только не умирай!..
— Мне… Я хочу в Ленинку… К Поле… — прошептал Сергей.
Голоса начали отдаляться, а окружающий мир — меркнуть.
Мрак окутывал его.
Глава 5
Все кончено, малыш, — сказал Эдуард Георгиевич Возницын, кладя руку на плечо Денису и заглядывая ему в глаза. — Папы больше нет. Но ты жив, ты с нами и твои способности, о которых я наслышан…
— Выйдите, пожалуйста… — сказал Денис дрогнувшим голосом, выскальзывая из-под руки мужчины. — Дядя Макс и вы, Эд… Выйдите.
Макс посмотрел на Дениса… и все понял.
— Пойдем, Эдик, ну-ка, быстренько… — Он засуетился, стал подталкивать Возницына к выходу. Тот упирался, не хотел — не понимал, почему он должен уходить, что происходит. Возницын очень ослаб, проведя больше суток в замкнутом пространстве.
— В чем дело-то?
— Ты не понимаешь, парню надо проститься с отцом… Давай, что ты, как маленький, ей-богу…
— Скорее, дядя Макс! — умоляюще сказал Денис.
— Почему он нас торопит?! — возмущался, выворачиваясь, Эдуард Георгиевич.
— Расстроен ребенок… Шевели поршнями, Эдик… Оставшись наконец наедине с умирающим отцом в просторной палатке Возницына, Денис осторожно простер над телом Сергея обе ладошки, прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, настраиваясь. Он увидел, что происходит в организме отца, и понял, насколько сложна сейчас задача, какого огромного количества сил она потребует…
Когда умирала мама, он не смог. Он знал, что не сможет. Он чувствовал ее боль, слышал ее последний вздох, он вместе с ней цеплялся за жизнь и не удержал. Испугался. Не сумел.
Но ведь теперь все не так!
Каждая спасенная жизнь, каждый излеченный им недуг — да, это стоило ему чудовищных усилий. Иногда ему казалось, что он сам отдаст концы прежде, чем сможет подарить облегчение страдающим. Но потом он чувствовал, что, восстановившись после невероятного напряжения, он становится чуточку сильнее. Он рос.
Пройдя весь этот долгий, трудный путь, он добрался до цели другим. И если несколько недель назад он не сумел спасти жизнь своей любимой мамы от этой кошмарной искусственной хвори, которой заразил ее скользкий Эд, то сейчас у него могло хватить силы, чтобы помочь отцу.
Пусть даже силы было ровно столько, сколько нужно было самому Денису, чтобы жить. Он был готов отдать отцу себя всего — и пусть на донышке ничего не останется, пусть сам он после этого не будет жить…
Но на этот раз он не испугается. Не отступит. Справится.
Нужно было запалить искру жизни в скованном льдом теле.
Денис медленно выпустил воздух из легких. Теперь он будет дышать понемногу, ибо даже его дыхание может сбить тончайший процесс реанимации.
Воздух вокруг начал насыщаться кислородом и светиться. Зашатались стул и кресло. Как от порыва ветра, слетели на пол бумаги.
Ребенок прижал ладони к груди и ко лбу умирающего мужчины.
Послышался тихий треск, запахло озоном…
* * *
Он видел Полину. Она шла впереди, часто оглядываясь. Он никак не мог ее догнать.
Они были в том самом ярком, солнечном ничто, где встречались в прошлый раз. На жене было нарядное летнее платье, которое она надевала при жизни, на нескольких их первых свиданиях.