– А никто не вникает особо. Они знают, что я как завклубом веду вокально-инструментальный ансамбль. И он имеет право репетировать в любые дни – хоть в будние, хоть в выходные…
– А он на самом деле существует – ну, ансамбль?
Шура мотнул головой.
– «Пэтэушникам» ансамбль до лампочки. Мои функции завклуба в общем сводятся к тому, чтобы устроить дискотеку раз в две-три недели. Я специально записал для них музона – Челентано, Тото Кутуньо, «Оттаван», «Рикки энд Повери». Пролетариат тащится…
14 апреля, понедельник
– Ну, вы даете, хлопцы… – сказал Сергеич. Юра и Сергей стояли у его стола. – Стоит взять отгул – и сразу все заглохло. Как дети… Сами, что ли, позвонить на станцию не можете?
– Звонили, – сказал Юра. – Там сказали, что отправят письменный ответ…
– Я им отправлю… Бюрократы недоделанные… Сейчас закончим – сразу позвоню. Так, значится, что мы имеем?
– Почти что ничего, – ответил Сергей. – Вот Королев отпал. Других таких подозреваемых нет – ну, из тех, кто был замешан в изнасилованиях. Связи разрабатывать мы прекратили – вероятность, что знакомый, малая…
– Значится, вы что хотите мне сказать? Что дело надо списывать в архив, так, что ли? Или нет? Не, вы как дети малые! Вас что, в институте не учили? Работаете, что ли, первый день? Раз нет концов, значит, ищите! Вы поймите, хлопцы, это проще всего – сказать, что сделали все, что могли, и все. Расписаться в собственном бессилии. Все, концы в воду, дело – «висяк»… Вы ж молодые еще, мозги свежие должны быть. Надо подумать, здесь покопаться, там… Это не то, что я, старый хрыч…
– Да, старость – не радость, – сказал Шимчук за соседним столом. – Ус ё ёсть: работа – ёсть, деньги – ёсть, только хрен не устаёть. – Он улыбнулся во весь рот.
Сергеич замахал на него руками, поглядел на Юру.
– И когда ты постригешься, а? Две недели назад обещал… Только еще больше зарос.
* * *
По обе стороны путепровода шла индустриальная зона: трубы и корпуса химзавода, мелких заводов и фабрик, железная дорога с грузовыми составами, кучи старых покрышек за забором регенератного завода и горы костей во дворе «клей-завода». По костям бегали несколько пацанов, пытаясь попасть палками по большим серым крысам.
Юра проехал на «Урале» по путепроводу, мимо одноэтажного облезлого здания бани, троллейбусного парка. Впереди показались пятиэтажки Рабочего поселка. На крыше одной был установлен лозунг «Слава КПСС».
Юра подъехал к остановке троллейбуса, остановился. Под навесом столпились несколько пацанов, шла какая-то возня. Юра въехал на тротуар, слез с мотоцикла, поставил его на подставку, подошел к пацанам.
– Э, ребята, что такое?
Двое повернулись.
– А тебе что надо? Иди отсюда… – начал один, но второй схватил его за руку – Половчук.
– Он – мент, – негромко сказал он.
Пацаны расступились. На скамейке сидел длинноволосый парень в кожаной куртке, на запястье левой руки – браслет из кожзаменителя с заклепками. Его волосы с одной стороны были неровно обрезаны. Несколько прядей валялось под скамейкой, среди бычков, пивных пробок и засохших слюней.
– Что происходит? – спросил Юра.
Длинноволосый молчал, смотрел себе под ноги. Один из пацанов спрятал в карман складной нож.
– Еще раз спрашиваю: что происходит?
– Ничего, – сказал Половчук. – Постригли трохи этого. Нельзя ходить с такими волосами…
– Что значит – нельзя?
Ответили сразу несколько пацанов:
– Как баба…
– Нормальные пацаны так не ходят…
– Пидарас…
– Сам ты пидарас, – сказал длинноволосый, злобно глянув на пацанов.
Один замахнулся на него. Юра схватил его за руку.
– Э, руки убери… Кому сказал… Мы ничего не делали… Убери!
– Бурый, не дергайся, – сказал Половчук. – Я ж сказал – это мент.
– Не мент, а следователь, – поправил Юра.
– Ну, тем более… Руку убрал, а то…
Юра резко дернул пацана на себя, отпустил, ударил в грудь. Пацан отлетел метра на три, с громким стуком упал на асфальт.
– Кто еще хочет? – спросил Юра.
Пацаны молчали, глядя в сторону.
– Еще раз увижу, что пристаете ни за что к людям…
– Вы, милиция, сами должны этих… – Половчук кивнул на длинноволосого. – Что это за такое?
– Ты не объясняй, что нам делать, понял?
Пацаны ушли. Юра посмотрел на длинноволосого.
– Спасибо, – сказал тот. – Тупой здесь район, колхозный. Я к другу приезжал… У нас, в центре, немного попроще, но все равно все смотрят… Некоторые доколупываются. Но чтобы так… – Он подфутболил прядь обрезанных волос. – Что теперь, блин, делать? Может, как-нибудь можно подровнять…
– Я не знал, что у нас уже есть «металлисты», – сказал Юра.
– Есть, но мало. Человек пять на весь город – представляете? В Москве или даже в Минске – там сотни. А у нас… Нет, я не говорю про тех, кто там на стенах пишет «эй-си-ди-си», не зная вообще, что это такое… Ну, я пойду – троллейбус… Спасибо вам еще раз…
Длинноволосый поднялся, побежал к подъехавшему к остановке старому двухдверному троллейбусу серого цвета, с синей полосой на боку и номером «73».
* * *
Темнело. Юра съехал с переезда в лесополосу, остановился, слез с мотоцикла. Юра пошел по тропинке в сторону от места преступления.
К двум растущим рядом березам был приделан самодельный турник. Парень в одной майке сделал на нем «подъем с переворотом», спрыгнул вниз, подошел к самодельной «груше», укрепленной на соседнем дереве, – набитому чем-то дерматиновому мешку. Парень начал молотить по «груше», не обращая внимания на Юру.
Из высокого стога сена рядом с лесополосой доносился шум. Юра выглянул из-за дерева. Прислонившись к стогу, трахались парень и девушка. Видна была его белая задница, спущенные вниз штаны с болтающимся ремнем, ее задранная юбка, стянутые вниз черные колготки и трусы. Девушка, заметив Юру, показала ему язык.
* * *
Юра постучал в дверь деревянного дома, покрашенного в «цвет морской волны». Открыла женщина лет тридцати. Рядом с ней, держась за подол ее зеленого халата, стоял ребенок. За ее спиной, на кухне, у стола сидел мужчина. На столе стояли миски, кастрюли, бутылка пива.
Юра вынул из кармана, показал «корочку».
– Добрый вечер, извините за беспокойство. Я расследую дело… Вы не можете ответить на несколько вопросов?
– Вы зайдите, зайдите.
Юра зашел, сказал мужчине:
– Добрый вечер.
