Пацан молчал.
– Еще раз спрашиваю: бил?
– Ну, может, один раз…
– А ты понимаешь, что это значит? Я сейчас могу пойти к нему, он заяву пишет, и все – ты садишься. На год или два. Секешь?
Пацан растянул разбитые губы в улыбке.
– А на понт меня брать не надо. Я знаю эту бодягу. Побои он не снимал, так что ни хера не докажешь. И мастаков бьют все, никто никаких тебе заяв писать не будет. Им жизнь дорога…
Пацан опять улыбнулся. Сергей ударил его кулаком в живот. Пацан сполз по забору еще ниже, сел на кучу засохшего говна.
Рядом Юра разговаривал с остальными.
– …Я не говорю, что это вы. Я вообще вас про другое спрашиваю. Вдруг вы слышали, что кто-то хвастался на районе – мы, типа, бабу… Вечером, шла одна с Ямницкого…
– Нет, не говорил никто такого… Я не слышал.
– Ну что? – Сергей повернулся к Юре.
– Ничего.
– Ладно, пошли отсюда. Бесполезно с ними говорить…
Сергей и Юра вышли из-за гаражей. Вокруг «Урала» сгрудились пацаны по восемь – десять лет. Один пытался открутить зеркало. Увидев Сергея и Юру, пацаны разбежались.
* * *
«Урал» ехал по неасфальтированной улице в частном секторе. Впереди из калитки вышла старуха с растрепанными седыми патлами, в грязном фланелевом халате, выплеснула помои из таза на середину улицы.
– Старая манда, – прокомментировал Сергей.
– Какой номер дома, не помнишь? – спросил Юра.
– Девятнадцатый.
Юра остановил мотоцикл. У соседнего дома на лавке сидел дед в кепке, армейских галифе и сапогах, с беломориной в зубах.
Юра и Сергей сняли шлемы. Дед покосился на длинноватые волосы Юры, пробурчал под нос:
– Сход усех папоу, етить твою господа бога мать…
Юра и Сергей зашли в калитку.
* * *
– Ой ты господи божа мой, ой голубка ты моя! – причитала мать убитой девушки, сидя на диване.
На столе стояла бутылка мутной самогонки, тарелка с нарезанным водянистым соленым огурцом и еще одна с кусками сала.
– Выпьете? – спросил отец. Он был в голубой облезлой майке с пятнами, из разреза торчали седые волосы.
Юра и Сергей, сидящие на стульях у двери, покачали головами.
– Расскажите, что вы знали про Свету, – сказал Сергей. – Про подруг, про парней – если с кем-то ходила…
– Вы знаете что? Я на лентоткацкой работаю. У меня работа такая тяжелая, что я даже в туалет отойти не могу, вы знаете что? Ой ты господи божа, ой ты голубка моя… – Она опять стала плакать.
Сергей повернулся к отцу.
– А вы знали ее подруг? С кем дружила, с кем училась вместе – в школе там, в одном классе?
Отец тупо глянул на Сергея стеклянными глазами, взял рюмку, налил самогонки.
– Ну, за упокой твою душу…
Он поднял рюмку, она выскользнула из пальцев, упала на стол. Водка разлилась по клеенке, прорезанной в нескольких местах.
– Блядь… – Отец снова потянулся к бутылке.
– С Танькой она дружила, – сказала мать. – С двадцать второго дома, через дорогу… С первого класса в одном классе…
– А на Ямницком был кто-то у нее? – спросил Сергей. – Она ж с Ямницкого шла…
– На Ямницком – Ленка Карпович… Но они не особо дружили, только класса с девятого или с десятого… Ой ты голубка моя, ой ласточка моя, ой ты божа, забрал у меня дочечку мою родную…
Мать продолжала плакать. Отец выпил рюмку, взял с тарелки кусок огурца, начал жевать. Рассол стекал по подбородку.
* * *
Таня из двадцать второго дома – веснушчатая, с длинной русой косой – была одета в синие спортивные штаны с белой полосой и красный свитер. Большую часть комнаты занимала печь, под побелкой видны были трещины и заплатки.
– …Мы уже сейчас особо не дружили. У нее ну вроде интересы свои, у меня – свои… Я в институт готовлюсь, хочу в наш пед, на филфак, а она… Ну, в общем, после восьмого она не училась особо. До восьмого была хорошистка, а потом – одни тройки, редко – четверка…
– А что тогда ей было интересно, если не учеба? – спросил Сергей. – Пацаны?
Таня пожала плечами.
– Ты понимаешь, что случилось? – Сергей взял Таню за руку, глянул ей в глаза. – Ты понимаешь, что ее убили? Изнасиловали и убили. И если ты сейчас нам сможешь что-то рассказать – с кем она встречалась, с какими пацанами, с кем ходила, с кем спала… Ты ж не малая, в десятом классе, все должна понимать… Мы тут не в игрушки играем. Если б не это, если б не убийство, нас все это бы не волновало, поняла? Нам до жопы, с кем кто ходит, кто кого… Ты, в общем, поняла. И тебе не десять лет, не надо притворяться, что не понимаешь…
По Таниной веснушчатой щеке стекла слеза. Она вытерла ее рукавом.
– Ну, я сказала, мы не были уже такие близкие подруги… Можно сказать, вообще не подруги, я ж говорю… Так, соседи, иногда ходили вместе в школу и из школы…
– Но она хоть что-нибудь тебе рассказывала? – спросил Юра. – Сколько вам идти до школы? Минут двадцать?
– Да, пятнадцать – двадцать…
– И вы что, всегда молчали? Или говорили только про учебу? Ты ж сказала, что учеба ей была до лампочки…
– Про учебу в основном… Ну, про одежду – что себе купили или сшили… Ну, рассказывала что-то иногда…
– Отвечай конкретно на вопрос, – перебил Сергей. – С кем она ходила, с какими пацанами?
– Точно она не говорила. Знаю, с Ямницкого был пацан. И с Рабочего – один или два. Но они старше, чем мы, года на три-четыре… Я не помню точно, как зовут…
– А наглядно знаешь?
– Может, одного… Я ее с ним видела… Давно еще, зимой.
– Ты попробуй вспомнить лучше, ладно? Может, надо нам с тобой поездить по району, чтобы ты его нам показала…
* * *
– Ну, дурила мандаватая… – Сергей покачал головой, надул губы. – Ничога не знаю, ничога не знаю…
– Не расстраивайся. Завтра, может, в школе что-нибудь узнаем…
– Завтра будет завтрашнее. А сегодня надо еще к судмедэксперту успеть…
Юра ударил ногой по педали стартера. Сергей сел сзади. Мотоцикл отъехал. Из-за заборов на него глазели пацаны, расхристанные тетки в халатах, дед в телогрейке и шапке-ушанке.
* * *
В кабинете судмедэксперта – без окон, два на два метра – уместились только стол, стул и застекленный шкаф. На столе валялись бумажки, стояли подставки с пробирками. Юра с Сергеем втиснулись между столом и шкафом. На полках тоже были бумажки, пробирки, книги с закладками и сувенир – крейсер «Аврора» на деревянной подставке.
