И не знают своих имен.
Страх, что был мне неведом, впервые
Меня охватил.
Я стою у перил
В своем прошлом, ином воплощенье,
В голове пустота, и черно впереди.
Млечный Путь — плотный рой светлячков
Отражается в глади морской.
Утром бросим мы якорь
В мутной, рыжей от ила воде.
Штурман мне объяснит:
То — пески, принесенные Ориноко.
Твердь земная восстала
Пред нами из волн —
Я увидел твой город.
1957
Король Суринама
Из всех удивительных самолетов, на которых мне приходилось летать, запомнились только самые экзотические: «Ан-140» и «DС-З». Такие штуки полезно помнить, чтобы поражать воображение собеседников. Приятно иногда вспоминать собственные подвиги. Бывает, стоишь на влажном асфальте аэродрома в Богом забытой стране «третьего мира», глядишь на выстроившиеся в ряд доисторические машины и небрежно роняешь: «А я на многих из них летал». Правда, приходится признаваться, что было это давно, но все равно у слушателя остается ощущение опасного приключения, которое ты пережил.
Жаль только, что имен участников приключения я почти никогда не могу вспомнить, это придало бы рассказам большую достоверность.
Итак, 1957 год, аэродром Альбина в Суринаме, неподалеку от Маровейне, реки, текущей вдоль границы с Французской Гвианой. Я приплыл в Южную Америку матросом на корабле, а в Мунго прибыл из Парамарибо регулярным рейсом Суринамской пароходной компании. Первое путешествие в тропики, восторг от всего, что я видел; коричневые воды реки, плотные ряды толстенных деревьев с рыжими стволами по обеим ее берегам. Все происходящее превращалось в приключенческую повесть: поездка на автобусе в Альбину по исчезнувшей на полпути дороге, земля небывало красного цвета, голоса, выкликающие что-то на непонятном языке, и после, уже в Альбине, медленное плавание в пироге по медленной, гладкой воде широкой реки. Это было чудесно, но всему когда-то приходит конец, пора было возвращаться в Парамарибо. Сюда меня доставили морем, так что перелет Альбина — Парамарибо оказался, видимо, вторым в моей жизни. Впервые, если я ничего не путаю, я поднялся в воздух и совершил круг почета над Амстердамом еще мальчишкой, когда выиграл конкурс, организованный «Народной газетой».
Пятьдесят лет назад! Можете себе представить, как выглядел в ту пору аэродром Альбины? Сквозь туман прошедших лет я пытаюсь разглядеть эту изумительную картину: пространство, в несколько раз больше футбольного поля, отвоеванное у так называемого «девственного леса». В дальнем конце — домишко, рядом с ним — крошечный самолетик, смахивающий на задравший вверх нос автомобиль с крыльями. Я, конечно, забыл, как он назывался, но в нем было три места.
Одно, понятно, предназначалось мне, другое — пилоту. Я предвкушал приключение но, признаться, изрядно трусил. Мы ждали второго пассажира, его все не было, воздух постепенно раскалялся, но пилот сказал, что улететь без него нельзя: это слишком важная персона. Наконец важная персона прибыла. С часовым опозданием, когда жара сделалась уже совершенно невыносимой, огромный черный лимузин, взметнув облако красной пыли, выехал на поле. Автомобиль как-то не вписывался в пространство девственного леса, хижин и пирог, а флажок неизвестной страны, развевавшийся на переднем крыле, заинтриговал меня еще больше. Шофер, пробившись сквозь пылевую завесу, распахнул заднюю дверь, и оттуда явился негр неописуемой толщины в костюме немыслимого покроя и расцветки. «Король Суринама, — подумал я, — не меньше». Король двинулся в сторону самолета и, пока мы с пилотом занимали места, небрежно казнил москита; шофер, нагруженный горой кейсов и портфелей, едва поспевал за ним.
— О, Jesus… — пробормотал пилот. Я до сих пор помню, какое у него сделалось лицо.
Король уселся, и наш хлипкий самолетик ощутимо накренился вправо.
— О, Jesus, — повторил пилот, — нам так не взлететь.
Шофер начал складывать кейсы и портфели к ногам пассажира, обтянутым изумительными штанами. С каждым новым портфелем мы все сильнее накренялись вправо, к росшей на поле траве.
Король милостиво поприветствовал нас — от его оглушительного хохота закладывало уши — и попытался пристегнуться. Я хотел было сдвинуться влево, но детское креслице, в которое меня усадили, было намертво закреплено посередине.
Пилот принялся объяснять королю, подобострастно именуя его «Вашим превосходительством», что столько багажа взять с собой невозможно.
— Но это не все, — промолвил король, оказавшийся местным начальником, правителем округа Маровейне, — мы еще не погрузили чемодан. — И добавил for good measure
[92]
: — С моей форменной одеждой.
— Мы не сможем взлететь, — заметил пилот.
Тишина. Жара.
Король повернулся и поглядел на меня. Казалось, он прикидывает на глаз мой вес. Потом произнес:
— У меня важное совещание с правительством.
Мы помолчали.
Пилот повторил:
— С таким весом нам не взлететь. — И пояснил свою мысль: — Я хочу сказать, мы не сможем подняться.
— Вы очень торопитесь? — спросил король. Надо полагать, он обращался ко мне, потому что других пассажиров в окрестностях не наблюдалось.
— У него билет на этот рейс, — бодро парировал пилот. Я готов был его расцеловать.
— Я должен быть через час в Парамарибо, — сказал король.
— С таким весом мы не сможем взлететь, — ответил пилот.
В конце концов решено было всех взвесить. Нас было только двое, и моя участь решилась почти мгновенно, потому что тела у меня в ту пору почти не было. Я весил чуть больше пятидесяти кило, меньше, чем половина королевского багажа. Когда же мой надменный сосед сам встал на весы, стрелка завертелась, как балерина, и сшибла ограничитель. Итак, со мной все решилось просто: вес — минимальный, багажа — нет. А важный пассажир приступил к торговле — вернее, к шоу «это-берем-то-оставляем», без которого не бывает торговли. Вздыхая, он открывал портфель за портфелем, просматривал документы и сокрушенно качал головой. Чего стоит правитель округа, который не сумел взять с собою все документы? Что скажет губернатор, когда в его белоснежный дворец войдет потный и вонючий подчиненный? Очевидная угроза гибели, несомненно, произвела на него некоторое впечатление. Но торговля шла за каждый килограмм. Пара башмаков сюда, папка туда, карты округа, пачка писем, бутылочка шампуня, сам кейс (окованный медью!) — все лишнее отбрасывалось, пока количество багажа не перестало угрожать нашей жизни.
— Вес все еще превышает норму, — сказал пилот королю.
Я в последний раз взглянул на землю — она казалась прекрасной и покидать ее совершенно не хотелось. Но самолетик побежал по футбольному полю, прямо на деревья, расположившиеся чересчур близко. Казалось, мы вот-вот врежемся в них, я зажмурился и тут же ощутил ни с чем не сравнимый восторг полета: мы поднялись в воздух.
