Климс постучал в окно, забранное решеткой. Прислушался, постучал еще раз – громче. Лязгнул запор, под навесом вспыхнула лампочка, и из двери высунулся Гондурас. Климс четыре года сидел за одной партой с этим парнем, который однажды на уроке географии отказался при девчонках произносить слово «Гондурас», потому что, как он объяснил потом директору школы, не может же иностранное государство называться так же, как наш гондон.
- Ты бы еще утром заявился, - сказал Гондурас сонным голосом. – Ладно, пойдем.
- Куда еще?
- Куда надо.
Они обогнули здание и оказались перед железной дверью. Гондурас звякнул ключами, отпер дверь, включил свет в коридоре и загородил вход. Климс понял – достал деньги, отсчитал купюры.
- Две, - сказал Гондурас.
- Ты же говорил – тыща.
- Две, - повторил Гондурас.
Климс протянул купюру, и Гондурас посторонился, пропуская его в коридор.
- Слушай сюда, - Гондурас понизил голос. – Она сама сюда притащилась с обезьяной…
- С какой еще на хер обезьяной?
- Мне откуда знать? Обезьяна и обезьяна. Мартышка, что ли. Ученая. В юбке. – Гондурас хохотнул. – В общем, обезьяну посадили в гипнотарий – утром с ней разберемся, а ее я отвел сюда…
- Что значит – сама притащилась?
- Кто-то ее привез, но я не видел кто. Когда ее привезли, на вахте я был один, регистрировать не стал. Понял?
- Как ее зовут? – Климс проглотил комок, застрявший в горле.
- Да хер ее знает!
- Молодая?
- На пацана похожа. – Гондурас осклабился. – Ни сиськи, ни с письки, и жопа с кулачок. Лилипутка какая-то. – Подмигнул. – На твою Веронику Сергееву похожа. – Вероникой Сергеевной звали мать Климса. – Извини.
- Сколько у меня?
- Часа три, - сказал Гондурас. – Сюда, конечно, никто не сунется, но дверь я запру – на всякий случай.
- Вода есть?
- Чего?
- Вода там есть?
- Должна быть. – Гондурас широко улыбнулся. – Помыться хочешь?
Климс сплюнул. Его трясло от возбуждения, но он не хотел, чтобы Гондурас это заметил.
- Стучать не буду, - сказал Гондурас. – Когда приду, тогда и приду. Услышишь. Ты пешком?
- На ракете на хер.
Климс дождался, пока Гондурас запрет дверь, и только после этого направился в дальний конец коридора к двери, которая вела в душевую.
Девушка лежала на полу, свернувшись калачиком. Босая, в рваных джинсах, короткой майке. Климс присел на корточки, откинул свалявшиеся волосы с ее лба. На ее губах запеклась кровь, лицо опухло, на щеке ссадина.
- Сейчас, - прошептал Климс. – Сейчас я тебя отмою, и будешь красавица.
Девушка застонала, когда он принялся стаскивать с нее джинсы.
- Ничего, потерпи… - Климс отшвырнул джинсы в угол и перевернул девушку на бок. – Потерпи…
Гондурас не соврал: девушка была худенькой, с маленькой грудью, но задница у нее была вполне спелая. Климс ущипнул ее. Девушка со стоном перевернулась на живот и закрыла голову руками.
- Сейчас, - сказал он. – Сейчас, милая…
Он быстро разделся, отрегулировал воду, хлеставшую из лейки, подтащил девушку поближе и стал ее намыливать.
- Ну на хер! – Девушка очнулась и пнула Климса коленом. – Отстань!
- Вот сука! – Климс дал ей пощечину. – Драться? – Взял ее за ухо. – Башку оторву.
Она вдруг оттолкнула его, отползла к стене и села.
- Ты кто, мужик? – Голос у нее был хриплый и почти трезвый. – Ты извращенец, что ли?
- Я-то? – Климс снял с крючка ремень без пряжки, взмахнул. – А сама-то как думаешь?
Она нахмурилась, уставившись на его напряженный член, перевела взгляд на его лицо.
- Не надо, мужик, - прошептала она. – Я сама тебе дам, слышишь…
- Тебя как звать, красотка?
- Саночка… Я что хочешь тебе сделаю, мужик… Я тебе сама дам…
- Дам! – Климс наклонился к ней. – Ты думаешь, мне надо то, что ты мне дашь? Ты шлюха, что ты мне дашь? Манду свою дашь? Да? Манду? – Он легонько ударил ее ремнем – девушка закрыла голову руками. – Вероника Сергеевна! – В голосе его прозвучало презрение. – Ты еще не знаешь, кто такая Вероника Сергеевна. Но сейчас ты все узнаешь, шлюха…
Девушка попыталась вскочить, но поскользнулась и брякнулась на колени.
Климс встал над нею, на мгновение превратившись в монумент Праксителя или Фидия, набрал полные легкие воздуха и обрушил на ее плечи ремень. Девушка закричала. Климс снова ударил. И снова. Он не знал, на каком ударе его захлестнет оргазм, и не спешил приближать этот миг.
Прежде чем устроиться в психбольницу, Гондурас успел поработать и на стройке, и курьером в интернет-магазине, и охранником на рынке, и даже подсобным рабочим в центре селекции сельскохозяйственных животных. Гондурас вспомнил, как пришел навестить деда, умиравшего от рака. В тот день старик вдруг понял, что ему уже ничто не поможет – ни операция, ни химиотерапия, ни чудо. Он сидел на кровати, глядя на стену, и когда Гондурас вошел в палату, даже не повернул головы. Гондурас встал между стеной и дедом. Старик не шелохнулся. Глаза его были живы, на реснице дрожала капелька, но взгляд его был мертв.
Точно так же выглядел и Климс.
Когда Гондурас под утро пришел в душевую, Климс сидел на скамейке в раздевалке с погасшей сигаретой в зубах. Гондурас заставил его вымыться, помог одеться, потом сходил за брезентовым мешком для белья. Они упаковали тело в мешок, кинули в грузовики отвезли в Кандаурово, в дачный поселок, на стройку. Тело спрятали на чердаке недостроенного флигеля. Гондурас оторвал несколько половых досок. Они засунули труп между лагами, уложили доски на место. За все это время Климс не произнес ни слова.
Солнце светило вовсю, когда они покидали дачный поселок. По пути им никто не встретился. Гондурас отвез приятеля в Жунгли.
- Мотоцикл, - пробормотал Климс, когда они остановились у подъезда.
- Чего мотоцикл? – не понял Гондурас.
- Мотоцикл там остался. – Климс говорил с трудом, словно рот у него был полон клея. – Я его за кочегаркой спрятал.
- Генкин, что ли?
Климс кивнул.
- Ладно. – Гондурас посмотрел на экран мобилы. – Через часа два пригоню.
Он проводил взглядом Климса, пока тот не скрылся за дверью, и выжал сцепление.
У двери стояла коробка. Красивая упаковочная бумага – мелкие синие розы на розовом фоне, золотая узкая ленточка, завязанная бантами, и карточка с буквами «В.К.». То ли Виктору Климову, то ли Веронике Климовой. Климс пожал плечами, поднял коробку и толкнул дверь.
