Она была взволнована не столько смертью директора и его матери, сколько деньгами. Она давно мечтала об этом платье и об этих туфлях, молила Бога о чуде, и вот в руках у нее вдруг оказались большие деньги, и за несколько минут она осуществила все свои мечты. А деньги еще и остались, много денег, и теперь она могла съездить в Москву, где в мавзолее лежит Ленин, сходить в ресторан и познакомиться с каким-нибудь артистом... Или сесть на пароход и отправиться в Индию, где пальмы, цветы, веселые танцующие люди и пляшущие слоны, где божественный Амриш Пури...
Эсмеральда была не такой, как другие детдомовцы: писала стихи, рисовала, много читала, причем читала книги серьезные, взрослые, например, Флобера. Ей нравилась та сцена в “Госпоже Бовари”, когда ученик аптекаря Жюстен поднимался на второй этаж и замирал на пороге спальни, а госпожа Бовари, не смущаясь его присутствием, занималась своим туалетом: “Первым делом она вытаскивала из волос гребень и встряхивала головой. Когда бедный мальчик увидел впервые, как кольца ее волос раскрутились и вся копна спустилась ниже колен, то это было для него нечаянным вступлением в особый, неведомый мир, пугающий своим великолепием”. Сидя перед зеркалом с полуприкрытыми глазами, Эсмеральда воображала, как она вытаскивает гребень из своих густых длинных волос, и они, раскручиваясь, обрушиваются на ее голые плечи и стекают на грудь и спину, а прекрасный юноша с замирающим сердцем любуется ее волосами, ее кущами, их пугающим великолепием...
У всех людей, думала Эсмеральда, есть тайные имена, настоящие, о которых они не догадываются. Она называла Риту Королевой Марго, директора детдома – капитаном Сильвером, а себя – Эммой. Она была Эммой Бовари, хотя и оставалась при этом Эсмеральдой Кузнецовой, и эта двойственность волновала, восхищала и даже немножко пугала ее.
В особую тетрадку она выписывала замысловатые выражения, которые встречала в книгах и которые вызывали у нее восхищение: “доверьте свою скромность моей чести”, “заронить сомнение”, “ты ниспослана мне небом” или совсем уж потрясающее – “она была прекрасна, как утренняя заря”.
Она мечтала стать актрисой или хотя бы писательницей. Дважды уходила из детдома с твердым намерением – не возвращаться. Бродила по лесу до позднего вечера – и возвращалась. Как ни мечтай, как ни фантазируй, а свобода – это деньги. Деньги, деньги...
Эсмеральда вдруг спохватилась: деньги! Их нужно было спрятать, эти десять тысяч, а она таскает пачку купюр в кармане... Она быстро перебрала в уме все известные ей тайники – в спальне, в кладовке под лестницей, на чердаке, в Башне, но ни один не годился: все эти тайники были известны Рите. Эсмеральда спряталась за кочегаркой и засунула купюры в лифчик – пять тысяч в одну чашечку, пять – в другую.
Оглянулась – никого. Только в качалке горел свет.
Качалкой называли сарайчик, пристроенный к кочегарке. Несколько тренажеров, штанга, гири – вот и весь инвентарь. Зимой в сарайчике было холодно, летом – жарко. По вечерам там собирались детдомовцы, которые под присмотром тренера поднимали тяжести, качали мускулы. Тренера они боготворили. Его все в детдоме боготворили.
Когда Анатолий Сергеевич Овсянников после тренировки – по пояс голый, а то и в одних плавках – умывался у колонки во дворе, девчонки прилипали к окнам. А потом до вечера обсуждали его мужские достоинства – ширину плеч, прекрасно вылепленные мышцы, огромный бугор в плавках. Эсмеральда мучилась, слушая их дурацкие разговоры. Она была тайно влюблена в тренера. Он был высоким, голубоглазым, стройным мужчиной ее мечты – ее героем. Она называла его графом де Монфором, это имя ему так шло. Анатоль де Монфор. “Да он кобель, подруга, – посмеивалась Рита. – Нашла себе графа! Женатика, с двумя детьми...” Но ни жена – тощая выдра с кривыми ногами, ни дети не мешали Эсмеральде вздыхать о тренере. Она воображала, как он обнимает ее своими сильными красивыми руками и говорит журчаще: “Может быть, бокал вина, ма шер мадмуазель?” – и сердце ее слабело, а глаза увлажнялись.
Она толкнула дверь в сарайчик. Здесь было холодно, пахло мужским потом и машинным маслом. Под потолком горела тусклая лампочка без абажура. Полуголый тренер возился у брусьев. Эсмеральда прислонилась к стене, скрестив ноги, и поздоровалась. От смущения голос ее прозвучал вызывающе.
– Привет-привет. – Овсянников вытер руки тряпочкой и выпрямился. – Вот вам и снаряд, дамы и господа. – Встал между брусьями, подпрыгнул и замер на вытянутых руках – ноги вперед. – Называется – угол. – Спрыгнул. – Хочешь попробовать, королева шантеклера?
От неожиданности Эсмеральда рассмеялась. Взялась за поручни, подпрыгнула, еще раз. Овсянников подхватил ее под мышки, помог. Она попыталась сделать угол – он опять помог. Эсмеральда сделала угол, спрыгнула, вся потная, возбужденная, запыхавшаяся, с колотящимся от счастья сердцем.
– Ну что? – Тренер подмигнул. – Надо бы обмыть снаряд, а то сломается.
Эсмеральда прыснула.
Они сели на тахту, обтянутую клеенкой. Овсянников ловко открыл бутылку, которую достал из-под подушки, и разлил вино по пластиковым стаканчикам.
– Можно я буду звать тебя Эсси? – спросил тренер, наклоняясь к Эсмеральде. – Хочешь?
Она кивнула. От тренера пахло потом, и у Эсмеральды от этого запаха кружилась голова.
– Ну тогда так и припечатаем! – Тренер быстро поцеловал ее в губы и выпил. – До дна!
Эсси зажмурилась и выпила до дна. Граф де Монфор снова поцеловал ее в губы и не отпускал, напирая, пока она не опустила голову на подушку. Горячо дыша Эсси в лицо, он снял с нее колготки и стринги, развел руками ноги, задрал куртку, лег сверху, прижался животом, Эсси прикусила губу, засопела, а когда наконец открыла глаза, граф сидел рядом и курил.
– Ну ты как, ничего? – спросил он. – Выпить будешь?
Эсмеральда повернулась набок, натянула колготки, села рядом с Овсянниковым, сунула ноги в туфли. Проверила накладные ресницы – одна потерялась.
– Давай-ка, – сказал он, легонько подталкивая ее к выходу, – ты первая, потом я.
Она выскользнула из сарайчика, огляделась, бросилась за угол, прижалась к стене, вся дрожа. В животе клокотало. Согнулась – вырвало. На подгибающихся ногах обогнула гору угля и вышла во двор. Лелька Кумарина – откуда она взялась? – догнала ее, помогла подняться в спальню, что-то сказала, но Эсмеральда отмахнулась.
Оставшись одна, открыла окно, вспомнила о красных стрингах, которые остались в сарайчике, о потерянной накладной реснице, легла грудью на подоконник, слизнула кровь с губы и отключилась.
После отбоя в Башне собралась компания: бойкая Ленка Гвоздь, проныра Лелька Кумарина, ленивая Оксана Бублик, огромная Дуля, куколка Мадонна, стерва Люсяга, Большая Рита, Эсмеральда, спортсмен Сухарев, длинный Толик, хохмач Комиссар Катанья, обалдуй Засос Зафесов, медлительный Слам и малыш Тузик. Все свои.
Эсмеральда почувствовала себя лучше, выпив шампанского.
– Сто лет шипучки не пила, – сказала Ленка Гвоздь. – Вкусно...
