Так состоялось Муркино знакомство с Наглым Парнишей.
На встречу с Наглым Парнишей, который к тому времени еще не был Наглым Парнишей, вернее, он был им всегда, но мы об этом не знали, так как не были с ним знакомы, так вот, на встречу с Наглым Парнишей Мурка собиралась тщательнее обыкновенного. Она решила предстать перед ним в образе скромной, но боевитой труженицы, поэтому смыла с мордахи и волос весь боекомплект лакокрасочных изделий. Потом она начала выбирать подходящий туалет. Перебрав все свои тряпочки, на что ушел не один час, Мурка обнаружила на дне шкафа черный трикотажный костюм, связанный рисунком «лапша». Этот костюм Мурка когда-то запихнула в шкаф ногами в приступе нечеловеческой злости. Во время скитаний по агентствам ее случайно занесло на трикотажно-вязальную фабрику «На крючке», где как раз в тот момент требовались манекенщицы для демонстрации трикотажно-вязаных изделий. Фабрика эта существовала с 1929 года и когда-то носила имя Розы Люксембург. Правда, во время «оттепели» имя Розы Люксембург у нее отняли, потому что в порыве развенчания культа личности и всех других вместе взятых культов выяснилось, что с Розой Люксембург было не все в порядке. Нет, так-то все о'кей. И моральный облик, как говорится, на уровне, и прогрессивность воззрений не подкачала. Беда лишь в том, что Роза Люксембург оказалась слегка горбата и по этой причине выставлять ее в качестве флагмана отечественной трикотажной промышленности и примера для подражания советским гражданкам было не вполне комильфо. Итак, Розу убрали, а трикотажные изделия остались. Их не коснулся свежий ветер перемен. В том смысле, что их внешний облик практически не изменился с 1929 года. Вот в этот оазис модных тенденций и пришла наша Мура с предложением попользоваться ее знойным телом на предмет пропаганды кофточки вязаной типа «лапша». На трикотажной фабрике Мурку оглядели со всех сторон, пошептались, повздыхали и сообщили, что ни с какой стороны она им не подходит.
— Почему? — довольно-таки обиженным голосом спросила Мура.
— Видите ли, девушка, — интеллигентно ответил директор, который с Мурой знаком не был и не знал, что в таких случаях ее надо выбивать из помещения прямо ногами. — Наша фабрика изготавливает продукцию для пожилых полных женщин. Вы не подпадаете под наш контингент.
Мурка задумалась.
— То есть вы хотите сказать, что я не пожилая? — уточнила она, поскрипев всеми своими ржавыми винтиками.
— Нет, — вздохнул директор. — Не пожилая. А весьма даже молодая.
Этот взгляд на себя любимую Мурке понравился, так как в модельных агентствах ей наперебой внушали прямо противоположную точку зрения. Мурка не знала, что все в жизни относительно.
— Ага, — промолвила она довольно и облизнулась. — И стало быть, не полная?
— Ну... — замялся директор. — Как вам сказать... Я бы предложил другую формулировку.
— Какую? — настаивала Мурка.
— Я бы сказал, что на такую полноту мы не шьем. Понимаете, если бы мы шили на такую полноту, в стране бы закончились нитки.
С этим ответом директор сильно прогадал. Как известно, честность до добра не доводит. Мурка напряглась. Было видно, что она силится понять, о чем толкует директор, но никак не может в полной мере осознать сказанное. Наконец до Мурки дошел тайный смысл директорских слов, и она побагровела.
— Позвольте! — сказала Мурка неприятным голосом и начала затяжную склоку за свой вес.
Я не буду тут вам долго расписывать, что сказала директору Мурка и в каких выражениях ответил ей директор. В своем докладе я только отмечу, что она билась за каждый грамм, как Павлик Морозов за урожай. Она требовала от директора точной формулировки слова «полная» с отсылом к словарям Даля и Ожегова, а также разнарядки на поставку трикотажной нитки с учетом имеющихся на фабрике лекал для среднеарифметического размера пожилых полных россиянок. Директор не смог предоставить ни Даля, ни Ожегова, ни лекал. Он просто предложил ей немедленно очистить помещение и попытался вызвать охранников. Но она прижала его коленом к креслу, и он не смог дотянуться до красной кнопки. Тогда он переменил тактику. Сахарным голосом он попросил ее принять от фабрики маленький подарочек, так сказать, благодарность за плодотворное сотрудничество. Мурка ослабила хватку.
— Подарок? — задумчиво пробормотала она.
Директор воспользовался передышкой, выскользнул из-под Мурки и рванул в приемную. В приемной он полез в шкаф, вытащил оттуда свертки с неприкосновенным запасом трикотажных изделий, который держал на случай приезда высокого начальства, метнулся обратно в кабинет и всучил один сверток обалдевшей Мурке. После чего ласково, но твердо выставил ее вон.
Дома Мурка развернула сверток. Там оказался вышеозначенный черный вязаный костюм типа «бабушки, бабушки, бабушки-старушки, бабушки-старушки, ушки на макушке» — юбка «в пол» на бельевой резинке и глухая кофта с черными пластмассовыми пуговицами. Мурка взвыла и ногами запихнула костюмчик в шкаф.
И вот теперь она задумчиво вертела в руках этот шедевр дизайнерского искусства. «Пойдет!» — решила Мурка и начала натягивать юбку. Юбка натягивалась не очень охотно. Можно сказать, что она не натягивалась, а обтягивала. Она обтягивала Муркин животик вместе с бочками, и это Мурке не понравилось. Она закамуфлировала животик кофтой, прихорошилась и отправилась в путь.
Офис и репетиционная база комикс-шоу-балета «Огневушки-поскакушки» располагался в здании дома культуры овощной базы №32 Петроградского района. Впрочем, овощная база давно отошла в мир иной вместе с советской властью, а дом культуры остался. Последние пять лет его арендовал Наглый Парниша для своего художественного проекта. В голове у Наглого Парниши всегда находилось место для парочки-другой художественных проектов. Тут надо на минутку остановиться и пояснить, кто такой Наглый Парниша.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА НОМЕР ДЕСЯТЬ,
в которой дается исчерпывающая характеристика одной особи мужского пола
Наглый Парниша относился к весьма распространенному виду таких же наглых парниш, коих множество в наших широтах, а за их пределами еще больше. Типичный Наглый Парниша должен обладать необходимым набором отличительных видовых признаков. А именно: беззастенчивый голубой глаз, куртка-«косуха», циничная ухмылка, часы «Армейские», папиросы «Прима» и мотоцикл «Ява», замаскированный под «Харлей». Наглые Парниши имеют обыкновение называть женщин «пупсик» независимо от их возраста и в разговоре класть руку на плечо как бы в порыве интимной ласки. Еще они заглядывают в глаза. О, как они заглядывают в глаза! Короче, ведут себя так, будто ты единственная и неповторимая. Ты, натурально, растекаешься под этими руками и томными взглядами, при этом прекрасно понимая, что таких единственных и неповторимых у них вагон и маленькая тележка. Наш Наглый Парниша проделывал все это с блеском. И «Приму» курил, и часы «Армейские» заводил каждое утро, и на «Яве» гонял.
По профессии Наглый Парниша был театральным режиссером. На питерских подмостках он прославился благодаря своей смелой необузданной идее. Однажды он ставил пьесу Николая Васильевича Гоголя «Ревизор». В принципе Николай Васильевич Гоголь имеет право на неординарное прочтение и, думаю, не возражал бы против чего-нибудь эдакого, заковыристого, черт его знает какого, чтоб, значит, только плюнуть да перекреститься. Точно так же думал и Наглый Парниша, сидя в зале на режиссерском стуле и задумчиво глядя на сцену. А на сцене происходило вот что. «А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!» — вскричал то ли Городничий, то ли Хлестаков. Уже не помню. «Не верю!» — воскликнул Наглый Парниша, вскакивая с кресла. «Не верю!» — повторил он шепотом, и судьба театра была решена. Наглому Парнише пришла в голову мысль создать новый концептуальный театр правды жизни. «Вот вы, господин Городничий! — говорил он, вертя в пальцах пуговицу на городничьем мундире. Городничий вставал во фрунт и сильно напрягал лицевые мышцы, типа «я весь внимание». — Вот вы произносите реплику: «А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!» А где он? Где Тяпкин-Ляпкин, я вас спрашиваю? — Городничий пугался и пожимал плечами. — Нету Тяпкина-Ляпкина, — сам себе отвечал Наглый Парниша. — И быть не может! Потому что вместо Тяпкина-Ляпкина у нас по сцене болтается артист Завальнюк. Вам все ясно?» «Все! — рапортовал Городничий. — А что мне ясно?» «Ясно ли вам, любезный, что артист и персонаж должны носить одну фамилию? — И Наглый Парниша поворачивался к своему ассистенту Варваре Львовне. — А подать сюда немедленно артиста Тяпкина-Ляпкина на роль Тяпкина-Ляпкина!» «Да где ж я его возьму!» — чуть не плача отвечала Варвара Львовна. «А где хотите!» — отвечал жестокий.
