Тема моего ток-шоу звучала так: «Пуговицы и их влияние на судьбу человека».
Встретили меня чудесно. Провели в гримерку. Напудрили. Проводили в студию. Усадили в красное кресло. Зрители приветствовали меня овациями. У каждого в руках была моя Рогнеда. Аплодисменты не смолкали минут пятнадцать. Ведущая назвала меня «наша знаменитая соотечественница, чьими книгами зачитывалось не одно поколение советских людей». Я встала и раскланялась. После этого ведущая поинтересовалась, какими пуговицами я пользуюсь, когда отвлекаюсь от творчества, квадратными или круглыми. Я честно сказала, что никакими. Ведущая удивилась: «Как же так, все люди пользуются пуговицами!» Я ответила в том смысле, что она очень прямолинейно трактует реальность. Отнюдь не все люди пользуются пуговицами. Вот я, к примеру, ношу или свитер, или майку. Есть, правда, у меня одна кофта, но она на молнии. Тогда ведущая поинтересовалась насчет брюк. Брюки тоже на молнии, ответила я. Ведущая оказалась строптивая и вступила со мной в принципиальный спор. Она заявила, что у каждой молнии сверху есть пуговица. Я согласилась, но заметила, что совершенно не обязательно ею пользоваться. Я вот, например, всегда забываю ее застегнуть, и ничего, брюки ни разу не свалились. После этого я встала и продемонстрировала аудитории свою расстегнутую пуговицу. Аудитория стонала от восторга. «А теперь послушаем другое мнение!» — провозгласила ведущая и переключилась на другого гостя. Оставшиеся 45 минут я просидела молча, делая культурное лицо. После эфира я вышла в коридор. В коридоре стояла толпа. Толпа требовала автографов. Я их дала. Сто пятьдесят шесть штук. Одним махом. А одна очень интеллигентная бабушка сказала, что моя книга перевернула ее представление о жизни и у нее неожиданно прекратился застарелый климакс.
— Ради этого мы и работаем, — скромно ответила я.
Дома меня встречал Интеллектуал. Он молча подошел ко мне, крепко обнял и поцеловал.
— Я знал, — прошептал он, и я почувствовала, как дрожит его голос. — Я знал, что моя жена незаурядная личность! Я горжусь тобой, малыш!
Назавтра у меня дома раздался телефонный звонок. Я сняла трубку. Голос на том конце провода показался знакомым и даже отчасти родным.
— Ты это... — сказал голос. — Ты давай, подгребай... Побазарим... Есть темка.
И я его узнала. Это был Толик.
— Анатолий! — обрадовалась я. — Как хорошо, что вы позвонили! Вы прочитали мой роман?
— Дак я... — застеснялся Толик. — Все некогда, некогда. Так подъедешь?
— Подъеду, — сказала я и поехала.
За истекшие недели Толик совершенно не изменился. Тот же синий затылок. Тот же пуленепробиваемый взгляд. Тот же золотой краб на мясистом пальце. Тот же «Пэл Мэл». Встретил он меня ласково.
— Нам это... нам такие писатели нужны, — сказал Толик и потрепал меня по щеке кургузой лапой.
— Но вы же не читали роман! — удивилась я.
— Ах, ты... ты, маленькая моя! — неожиданным фальцетом кукарекнул Толик, и в глазу его блеснула слеза. — Курить-то научилась?
— Нет, — сказала я. — Времени не было. Литература, знаете ли, забирает человека полностью.
— Ну да, ну да, — пробормотал Толик. — Так вот, дельце у меня к тебе есть. Очень твоя книжка хорошо идет. Может, напишешь еще? Парочку. А лучше три или четыре. А мы тебе денежки заплатим. Как это у вас называется... гонорей?
— Гонорар, — сказала я. — А о чем книжки?
— Да о том же самом! Ты это... имена поменяй и там чтобы не рыцари, а кто-нибудь другой. А все остальное пусть остается.
— Сюжет в смысле? — уточнила я.
— Ну да. То, чего они делают, пусть остается. Очень здорово это у тебя получается. Мне этот... эскорт сказал.
— Эксперт, — машинально поправила я. — Ну, давайте попробуем.
И мы попробовали.
Для начала я набросала пару идей для новых романчиков. Вот они.
Рогнеда и Ондржх — пилоты межгалактической станции. Вместо сарацинов они борются с космическими злодеями. Их имена — Брунгильда и Миндаугас.
Рогнеда и Ондржх — повара в пятизвездочном отеле. Им очень досаждают метрдотель и банда официантов. Их имена — Сигизмунда и Ромуальд.
Рогнеда и Ондржх — проститутка и сутенер. Борьба с полицейскими. Их имена — Вильгельмина и Гримау.
Рогнеда и Ондржх — полицейские. Борьба с проститутками и сутенерами. Их имена — Козетта и Жанвальжан (в одно слово).
Рогнеда и Ондржх — приемщики в химчистке №5. Борьба с некачественными стиральными порошками. Их имена — баба Груша и Евдоким Нилыч.
На этом я остановилась. Решила, что пяти таких выдающихся идей вполне достаточно для продолжения литературной карьеры. Идейки я показала Толику. Они ему понравились. Он только попросил больше внимания уделять неформальной лексике. Я согласилась. Так начался следующий этап наших взаимоотношений с Толиком и Красавцем Мужчиной. Каждые две недели я ехала в издательство к Красавцу и сдавала ему рукопись очередного романа. Потом заезжала к Толику и получала гонорар. Суммы огласить не могу. Это коммерческая тайна. Но суммы были впечатляющими. Такими впечатляющими, что даже Большой Интеллектуал впечатлился. Он как-то присмирел и однажды даже приготовил мне утром яичницу, чего с ним отродясь не случалось. Надо честно сказать, что я не слишком напрягалась. Сев к компьютеру, я быстренько переправляла имена героев, потом прочесывала текст еще раз и вставляла что-нибудь вроде «инопланетяне вцепились в нее всеми своими зелеными щупальцами», или «крабы по-польски обычно подавались в сметанном соусе с кориандром, но метрдотель не хотел замечать очевидного», или «Евдоким Нилыч уже неоднократно докладывал начальству, что расход чистящих средств на квадратный сантиметр габардина превосходит допустимые по ГОСТу нормы». Ну, и все в том же духе. Да, и названия. Названия тоже приходилось менять. Тут у меня была выработана своя система. Я считала, что названия должны быть хоть и разными, но немножко одинаковыми, чтобы читатели не шарахались без толку по магазину, а сразу шли на знакомые слова, как на запах. К примеру: «Любовь, побеждающая космос», или «Любовь, побеждающая "Комет"», или «Любовь, побеждающая коржик», или «Любовь, побеждающая кашель».
Через три месяца я подала документы в Союз писателей. В комиссии по приему молодых дарований прочли все мои романы и остались довольны. Главным образом тем, что они их раньше не читали. Бог миловал, как сказал мне один очень симпатичный старенький писатель, который никак не мог адаптироваться к действительности и продолжал писать о чешских событиях 1968 года и прятать рукописи в стол, так как боялся, что его посадят. А тут я со своей Рогнедой. Он не ожидал, что в нашей стране есть люди, которые так широко и свободно мыслят. И очень долго жал мне руку.
Короче, в Союз писателей меня не приняли.
А и не очень-то было надо! Я просто хотела насолить Настоящему Джигиту, который слишком уж задирает нос! Он считает, что быть настоящим писателем очень трудно! Ан нет! Очень даже нетрудно!
