– Мы даже не выпьем кофе?
– Не сейчас. Это опасно.
– Опасно?
– Вы живете одна, если я хорошо понял?
– Да.
– Дайте мне ваш адрес, я приеду к вам, – сказал он.
Мне не нравилось выражение «приеду к вам», это было старо.
– Следует меня предупредить по телефону. Дверь парадной закрыта на ключ.
– Дайте ваш номер. Я его прервала.
– На самом деле вам не хочется приходить. Вы пытаетесь разыгрывать комедию.
– Пытаюсь? – воскликнул он. – Неужели, «я пытаюсь»?
Он сердился.
– Вам хотелось спрятаться. Поджидали одного мужчину, благодаря мне и вопреки мне вы оказались с женщиной. Вы вышли из положения. Убийцы искали одинокого мужчину, сопровождение для вас было ширмой. Я хорошо представляю киллера со снайперской винтовкой с оптическим прицелом. Он следит за нами. Мы попадаем в поле видимости с крестиком на спине. Движущиеся мишени.
– Это не так, – сказал он. – У меня была большая проблема. Это правда, вы мне помогли. Я вам пришлю цветы. Извините меня, но я очень нервничаю.
Я покачала головой.
– Ваша история не выдерживает никакой критики. Вы не свихнувшийся. Вы кажетесь совсем нормальным.
– Еще раз спасибо, – сказал он, – но если вы не перестанете меня разглядывать…
– Это вы меня привели сюда.
– Вас не пришлось долго упрашивать.
Он был бледен. Мне казалось, что я хочу поймать рыбу голыми руками. Рыба ускользала между пальцами. Что ему надо было от меня?
– Почему вы так легко пошли за мной?
– Браво. Я вам спасла жизнь, и вы же меня упрекаете. Я позволила себя похитить из-за Спилберга. Я вас приняла за Е.Т.
Он молчал, потом произнес:
– Почему вы не сопротивлялись?
– Я была рада, что кто-то обратил на меня внимание. Вода прибывала, я шлепала по грязи по лодыжку. Это походило немного на конец света.
Я смотрела на свои сандалии в грязи.
– Может быть, вы хотели мне помочь перейти через площадь. Помешать мне покончить с собой. Как знать?
– Было безумием идти под дождем, – сказал он.
– Мы оба были идиотами.
В своем смятении он был скорее симпатичен. Обеспокоенный, в меру угрюмый, раздосадованный. Есть такие типы, я их знала, с виду они меланхоличны, одновременно агрессивны и печальны, и, как только они открывают рот, они принимаются объяснять, что их нынешнее поведение вызвано несчастным детством. Он ходил взад и вперед по комнате.
– Я вам очень признателен. Я вам должен все объяснить. Но дайте мне немного времени. Я хочу с вами встретиться. В Нью-Йорке все боятся незнакомых людей. Почему вы не боитесь? Не боитесь меня?
Надо было его разочаровать, пусть ему будет неприятно.
– Я сожалею, но в вас нет ничего ужасного. Я не в состоянии вас бояться.
– Не только меня, – запричитал он. – Ситуация, в которой вы оказались…
– Я слишком много видела фильмов ужасов, чтобы не удивиться похищению такого рода. Вы не вооружены, у вас нет никакого желания меня удушить…
– Откуда вам знать? – сказал он, впервые он показался немного странным.
Я продолжила:
– У вас есть юмор. Вы могли бы сойти за невинного маньяка, который играет в большого злодея, позволяет себя обругать и уходит довольный. Мазохист.
Я попыталась его убедить.
– Если вы действительно в бегах, я могла бы вас спрятать у себя. Вам было бы лучше, чем в этой дыре… При условии, что вас не разыскивает полиция.
– Вы не последовательны.
– Я не хочу попасть в толстую книгу чиновника иммиграционной службы как персона non grata. Я слишком люблю США, чтобы лишиться возможности снова сюда приехать.
Мысль о том, что он мог бы у меня поселиться, мне понравилась. Я бы им занималась с удовольствием. Это был бы мой узник, мой заложник, мой протеже. Собеседник Мне нравилось, как он говорил. У него было прекрасное произношение. Я представляла, как готовлю ему еду. Мы обсуждаем нью-йоркское дно и другие метафизические темы. Я попыталась смягчить обстановку.
– Возможно, давно умерший гангстер перевоплотился в вас. И вы обречены, не та эпоха.
– Спасибо, – сказал он. – Вы изобретательны, у вас есть воображение…
Затем он повторил:
– Вы бы действительно согласились, чтобы я переночевал у вас?
– Одну ночь или несколько, места достаточно… Три спальни… Кровати приготовлены.
Он покачал головой.
– Вы неосторожны. Вы приглашаете неизвестно кого.
Я оправдывалась.
– Не думаю. Вы другой в своем роде. У меня впечатление, что мы знакомы давно. Странно, не правда ли? Что вы делаете в этой гостинице?
– Я живу здесь со вчерашнего дня.
– И вы хотите остаться?
– Нет, – сказал он. – Мне кажется, что нас засекли. Он мне нравился. Я желала, чтобы он поселился у меня. Мне не хотелось, чтобы он меня принял за нимфоманку, ищущую приключений.
– Я не собираюсь бросаться к вам на шею. Вы будете жить у меня как младший брат. Мое предложение может вас выручить, и я буду счастлива оказаться в компании на несколько дней. Я с удовольствием вас приму, если вы мне дадите слово, что никого не убили…
Он внимательно меня разглядывал.
– Вы выглядите скорее интеллектуалом, чем убийцей-садистом. Но, может быть, вы замешаны в более важном, более серьезном, личном или политическом деле, чем обычный разбой.
– Я слушаю вас, – сказал он с трудом.
– Нечего слушать. Я высказала лишь гипотезу по поводу вашего бегства… Мир безумен. Все бегут от чего-то. Я тоже. Семнадцать дней. Ни с кем не обмолвилась ни единым словом. Я почти стала неврастеничкой… Поэтому предлагаю вам поселиться у меня.
– Я найду вас, – сказал он. – Дайте мне ваш адрес.
Не было бумаги. Я написала на внутренней стороне его пачки от сигарет.
– Я вам позвоню, – сказал он. – Непременно. Черты его лица отекли, он казался усталым.
Я была почти готова его пожалеть, но мне необходимо было чье-либо присутствие. Его. Я настаивала:
– Скажите мне, что с вами происходит…
– Позже, – сказал он. – Потом. У вас. Договорились? Уходите теперь, я вас умоляю…
– Одна?
– Да.
– Мне неудобно. Толстуха у стойки портье может принять меня за проститутку.
