— Конечно.
— И в отделе драгоценностей?
Она посмотрела на меня:
— Ты постоянно соблазняешь меня! Сначала Африка, потом Нью-Йорк. Я жила там, но без денег. Я снимала комнату с подругой в конце Восьмой авеню, этим все сказано… Я мечтала попасть на работу в «Радио-Сити Мюзик-Холл», но мне не хватило трех сантиметров росту…
Навстречу нам шли две семейные пары. Мы посторонились, чтобы их пропустить, и они поблагодарили нас короткими улыбками. Надо было, чтобы Энни еще раз согласилась поговорить с Сэндерсом.
— Если будешь вести себя правильно, я дам тебе дополнительную сумму денег.
Она ответила сухо:
— Ты делаешь это потому, что боишься и хочешь меня умаслить.
— Энни, пятнадцать тысяч долларов дополнительно тебя не обременят, а?
Она остановилась:
— Шестьдесят пять тысяч долларов за это путешествие плюс подарки?
— Не для того, чтобы тебя купить, а чтобы заплатить за себя. Я плохо себя веду.
Она внимательно на меня посмотрела:
— Ты предлагаешь мне или слишком много, или слишком мало. Это зависит…
— От чего?
— От обстоятельств, от правды. Я боюсь. Деньги редко сопровождают удовольствие…
— Ничего с тобой не случится. Ничего плохого…
Из окон комнаты мы увидели караван обезьян. Две отставшие обезьяны глядели, меланхолично почесывая головы, на наше окно.
Она высморкалась.
— И все-таки на улице великолепно. Обезьяны. Если бы можно было этим воспользоваться…
— Деньги платятся за работу, Энни, будь справедливой. Ты здесь не так уж сильно страдаешь. Еще небольшое усилие, и конец всем заботам. Поедем, позвоним Сэндерсу. Помоги мне, пожалуйста…
— Хорошо, — сказала она — Но я сделаю это не ради дополнительной платы, а чтобы помочь тебе.
В четыре часа мы нашли свой автобус перед главным входом гостиницы. Я сказал Лео, что мне нужно срочно позвонить, и он повез нас по асфальтовой дороге. Проехав четыре километра, мы въехали во двор, обнесенный колючей проволокой. Он остановил машину у главного здания, вышел и повел нас на первый этаж тесной и непроветриваемой конторы, где стоял телефонный аппарат с ручкой. Какой-то человек, сидя за столом и держа в руке наушник, о чем-то бурно разговаривал по телефону. Он говорил громко и старался не смотреть на нас, чтобы не чувствовать, что его ждут. Когда он повесил трубку, Лео что-то сказал на суахили, а затем повернулся к нам:
— Давайте, мистер Ландлер, объясните ему…
Мы обменялись с телефонистом привычными «джамбо», и я сказал, что мне нужно позвонить в Лос-Анджелес. Он посмотрел на меня с участием:
— В Лос-Анджелес? Связь будет осуществляться через телефонный узел в Найроби. Если даже мы туда дозвонимся, связь может прерваться в любой момент, и снова придется ждать несколько часов. Чтобы дозвониться до Америки, потребуется целый день. Если это так срочно, возвращайтесь в Найроби, мсье. Каждое утро отсюда улетает шестиместный рейсовый самолет. Хотите, я узнаю насчет завтрашнего рейса?
Я решил воспользоваться этой возможностью. Мне надо было позвонить Сэндерсу и показаться врачу. Я чувствовал себя все хуже и хуже. В соседнем кабинете, душном и влажном одновременно, отгоняя от себя ленивых мух, мы узнали, что мест в рейсовом самолете уже нет, но мы могли нанять самолет-такси. Лео был просто счастлив, что смог избавиться от нас. Он даже сам позвонил в «Развлечение-Сафари», чтобы попросить их постараться найти для нас комнату в переполненном туристами Найроби. Мы подождали немного, вскоре офис фирмы «Развлечение-Сафари» в Найроби подтвердил, что для нас зарезервирован номер в отеле «Нью-Стэнли».
Покончив с делами и почувствовав облегчение, я решил сделать приятное Энни — поехать с ней на сафари.
С молчуном Лео мы поехали по проселочной дороге, которая была так же забита машинами, как и асфальтовое шоссе. Мы встречали автобусы, водители останавливались, опускали стекла и обменивались информацией на суахили. После третьей такой остановки Лео объявил:
— Они видели льва, сейчас туда поедем.
Дорога была бесконечной, начинало смеркаться. В нескольких сотнях метров зебры, задыхаясь от выхлопных газов машин, щипали чахлую траву. Когда мы проезжали мимо них, они даже не подняли голов.
— Может, помиримся? — предложила Энни.
Я только этого и хотел.
После получасовой езды мы увидели стоявшие полукругом микроавтобусы.
— Что они там делают?
Водитель сказал:
— Сами увидите, если только я найду место, где встать.
Ему удалось втиснуть наш автобус между остановившимися полукругом машинами. На голой лужайке, положив голову на лапы, лев принимал посетителей. Он глядел на толпу равнодушным взглядом кинозвезды, представшей перед журналистами. Он не был ни красив, ни огромен, это был обычный лев, как обычные французы, обычные американцы. Это был просто лев, которому удалось сделать блестящую карьеру: с самого его детства им восхищались толпы туристов. Пересчитывал ли он их, чтобы скрасить скуку? Из люков на крышах появились головы людей, мы оказались на поле из голов и фотоаппаратов. Израильтяне тоже были тут, они все стояли, опершись локтями на крышу своего автобуса. На головах были традиционные круглые шапочки-капы, в руках — фотоаппараты. Они расстреливали затворами зевавшее животное. Я увидел уже знакомую мне семейную видеокамеру японца с телеобъективом. Воспользовавшись гигантским зевком, он изучал зев льва до самой глотки! Какая кинозвезда могла похвастаться таким успехом? Он потянулся, как большая кошка, встал, размял спину, позвонок за позвонком, потом застыл на месте и сел. Он был окружен микроавтобусами, ему некуда было уйти. Я подумал об Энджи. Может, действительно Кения превращалась мало-помалу в гигантский зоопарк для богатых туристов? Глядя на наблюдавшего за нами льва, я открывал Африку, принесенную в жертву картинкам. Наконец лев ушел со сцены, спектакль закончился, автобусы стали разъезжаться.
За ужином, чтобы избежать ссоры, я молчал.
— Ты про меня забыл, — сказала она — Не говоришь ни слова.
Я пожал плечами:
— Я думал об этом льве.
— Он был грустным, — согласилась она. — Такой же грустный, как и ты.
— У меня температура, мне совсем не хочется разговаривать, а утром я все тебе сказал.
— Я сожалею, Эрик, что приключение оборачивается так плохо. Но проблема с горлом не причина.
Я встал:
— Ты права. Я пошел спать.
— Принести тебе в номер чай?
— Я разве похож на человека, который откажется от чая?
Я оставил ее.
Спустя час я согрелся чаем и, одурев от антибиотиков и снотворного, заснул.
