Наталья слышала, как она пришла, и теперь узнала ее по голосу; она на цыпочках прокралась до последней портьеры, которая отделяла ее от обоих, и отсюда могла видеть и слышать все, что происходило в маленьком салоне. Она трепетала и чувствовала, как колотится у нее сердце, но овладела собой, ибо хотела в конце концов узнать правду.
Сергей сидел у камина, а Зиновия стояла перед ним, уперев руки в бока.
— Да не досадуйте вы, ради Бога! — молвила она. — Согласитесь, я хорошо выгляжу.
— Вы всегда красивы, — ответил Сергей, — излишне напоминать вам об этом, но я не люблю подобных экстравагантностей.
— Вы все вдруг стали ревностными поборниками морали, — насмешливо обронила Зиновия. — У вас, наверное, тоже нет денег — как у Менева, который нынче ни с того ни с сего пустился читать нам назидательную проповедь?
— Он это сделал? Меня сей факт радует.
— О, мы не потерпим этой тирании! — крикнула Зиновия. — Мы объявляем вам войну. Это будет веселая охота на рабов. Мы не пощадим никого и не остановимся, пока не наденем на каждого из вас хомут. Отныне мы станем повелевать, а ваше дело — повиноваться.
— Можно подумать, сейчас это не так… — улыбнулся Сергей. — Женщины и без того вертят всеми нами, только каждая на свой лад: одного мужчину, как охотничью собаку, потчуют плеткой, другим управляют, точно марионеткой, дергая за невидимые ниточки.
— Что ж, в таком случае лучшее, что вы можете сделать, — это сразу капитулировать, — произнесла Зиновия. — Хотите быть моим рабом?
— Я бы скорее продал свою душу дьяволу.
Зиновия расхохоталась.
— Кто знает, может, я и есть дьявол?
— Лет двести назад вас бы, бесспорно, сожгли на костре — как ведьму.
— Какая мне польза от магии, если я не в силах околдовать вас? — возразила Зиновия. — Увы, я не владею теми чарами, которыми обладают известные вам глаза.
— Прошу вас не говорить о Наталье.
— Почему же не говорить? — Сергей промолчал, и Зиновия медленно положила руку ему на плечо. — Потому что вы любите Наталью, а мои недостойные губы осквернят имя вашей святой, не такли?
Сергей пожал плечами, встал и подошел к окну.
— Вы опять ведете себя крайне неучтиво, — сказала Зиновия. — Вам обязательно нужно снова и снова давать мне понять, что вы меня не любите?
— Вы сами принуждаете меня к этому. Разве вы не обещали мне быть благоразумной?
— Фи! — крикнула Зиновия, щелкнув нагайкой. — Я не могу быть благоразумной. Прощайте! — Она подала ему руку. — Я отправляюсь к Каролу.
— Это лучшее, что вы могли бы сейчас сделать.
Зиновия посмотрела на Сергея, сокрушенно покачала головой и вышла из комнаты. Когда она галопом ускакала со двора, произошло пятое и последнее событие.
Сергей, до того момента стоявший у окна, прошел, отодвинув занавес, в соседнюю темную комнату — и в его объятиях нежданно-негаданно оказалась женщина, которая, тихо вскрикнув, тут же попыталась вырваться. Голос, мягкий бархат и мех, родной милый трепет… это была Наталья! Он страстно прижал ее к своему сердцу, и уста их слились в поцелуе. В следующую минуту она высвободилась и тоже упорхнула.
Опять лошадиный галоп.
Сергей отворил окно.
— Онисим, послушай, кто это сейчас ускакал?
— Какая-то дама, я ее не знаю. Как мне всех дам-то упомнить!
34. Чтобы пить вино и петь…
Долго ль пениться будет бокал нашей жизни,
Не знает никто, каждым часом давай наслаждаться.
Расин. Атония
Все пришли в изумление, когда Зиновия сказала, что поедет с двоюродной бабушкой в окружной город.
— Что это она надумала? — проворчал Менев, а Аспазия отвела бабушку Ивану в сторонку для разговора.
— Нужно же и мне о своих туалетах позаботиться! — раздраженно проговорила та. — В кои-то веки я собралась сделать несколько покупок, и это сразу расценили как заговор.
Сказано — сделано. Они собрались в дорогу и благополучно отбыли.
Первым, кого они встретили в городе, был Карол. Он принял таинственный вид, был очень скуп на слова и только непрестанно подавал глазами знаки Зиновии.
— У тебя, верно, тоже здесь какие-то дела? — поинтересовалась двоюродная бабушка.
— Конечно, дела-с.
— И поэтому ты уже несколько дней у нас не показываешься?
— Да, поэтому.
— Менев тут тебя разыскивал, а тебя не застать дома.
— Да, я отсутствовал.
— Ты завтра приедешь?
— Завтра? Нет.
— Может быть, послезавтра?
— Может быть.
— Что это с Каролом творится? — спросила бабушка, когда они двинулись дальше.
— Он начинает жить, — ответила Зиновия. — Давайте и мы с вами сегодня немного повеселимся.
Справившись со своими покупками, двоюродная бабушка, накормленная Зиновией, почувствовала усталость.
— Ты немного вздремни, — предложила Зиновия, — а я тем временем проведаю наших студентов. А ты приходи попозже.
— Да, совершенно верно.
Бабушка Ивана улеглась на диван, и Зиновия отправилась к Винтерлиху. Того дома не оказалось, а оба поповских сына играли в кафе в бильярд. Таким образом, в квартире она застала одного Феофана и уже с порога улыбнулась от ощущения, что ее появление сделает его несказанно счастливым. Затем подошли Данила с Василием. Первый — широкоплечий, с грубыми чертами лица; второй — с непокорными вихрами каштановых волос, геройским взглядом и легким шагом школяра, не обремененного земными заботами. Оба крепко пожали Зиновии руку и расположились в некотором отдалении. Данила скручивал папиросу, тогда как Василий, тайно влюбленный в Зиновию, неотрывно пялил на нее глаза.
Она извлекла портсигар и предложила молодым людям. После того как она сама зажала папироску в маленьких белых зубах, закурили все, и вскоре комната наполнилась густым синим дымом.
— Знаешь что?! — громко и радостно воскликнула Зиновия, обращаясь к Феофану. — Двоюродная бабушка в городе. Она и сюда придет. Пусть она разок покутит с нами.
Три студента как по команде расхохотались.
— Не мог бы кто-нибудь принести нам пива и несколько бутылок вина?
— Я просто схожу в гостиницу «De Pologne»,
[77]
и хозяин пришлет все, чего мы пожелаем, — вызвался Феофан, уже поднабравшийся некоторого опыта в подобных вещах.
Он удалился с Данилой, а Зиновия впервые осталась наедине с Василием. Он был близок к отчаянию. Он то застегивал куртку на все пуговицы, то снова расстегивал, потом выглянул в окно.
