Нанас вывел оленей из коробки, проверил и подтянул упряжь, устроился в кереже и свистнул Сейду, чтобы тот забирался к нему. Пес не стал спорить — снег был слишком глубоким и рыхлым, что бы он смог угнаться за нартами. Это у оленей копыта устроены так, чтобы меньше проваливаться, а у собак когти не под это заточены.
Быстро ехать не получилось, потому что полозья нарт то и дело зарывались в снег, и Нанас в который раз похвалил себя за смекалку — приспособленная между крайними полозьями кережа с широким дном и центральным полозом очень сейчас выручала.
Но когда озеро осталось позади и по сторонам вновь потянулся лес, ехать стало не в пример лучше. Здесь, из за деревьев, ветер не смог разгуляться в полную силу, и на дороге, которая и впрямь благополучно обнаружилась там, где ей и полагалось быть, снегу оказалось куда меньше, чем на открытом просторе.
Выпрыгнул и побежал рядом с оленями Сейд — псу явно захотелось размяться. Нанас поудобней устроился в кереже и сейчас, когда тревожное напряжение чуточку спало, снова обратил внимание, как сильно нагрелся на груди камень. Юноша прислушался и даже сквозь скрип и шелест снега под оленьими копытами и полозьями нарт различил, как щелкает в мешке волшебная коробочка небесного духа. Надо уже наконец достать ее и рассмотреть поближе, но… «Вот сделаем остановку, тогда и достану, — без особого труда уговорил он себя. — Но пока дорога хорошая, пока олени бегут легко, надо ехать вперед».
Дорога не всегда стелилась перед ними ровной прямой полосой, порой она выгибалась дугой, ныряла в ложбины, взбиралась на холмы. Чаще всего за ее краями бежал лес, но встречались и речки, и небольшие озера, и смешные, щетинившиеся снизу деревьями и кустарником, но совершенно лысые сверху сопки. Иногда попадались человеческие короба, но редко и далеко от дороги. В любом случае, сворачивать к ним Нанас не собирался, очень хорошо помня недавнюю встречу на развилке. Правда, здесь, скорее всего, никто не жил — узкие дорожки, ведущие к встреченным коробам, были полностью заметены снегом, да и сами короба тоже, порой — но самые крыши.
Постепенно стал меняться и лес. Нанас понял это не сразу, но вскоре начал примечать, что ветви елей и сосен стали длиннее, разлапистей и шире, а сами деревья — ниже, зачастую с кривыми стволами. Причем, это касалось именно хвойных деревьев, березы и без того никогда не отличались особой прямизной, да и высотой тоже. Нанас и раньше, на сопках близ сыйта, встречал низкие, будто распластанные по земле деревья, как ивы с березами, так и елки, но те старики называли «карликовыми» и не видели в них ничего странного. Эти же выглядели совсем иначе, они вроде бы казались обычными, но, в то же время, какими-то уродливыми и… больными, что ли..
И снег, снег, снег, куда ни глянь. Огромные, поистине бесконечные, абсолютно безмолвные заснеженные просторы. Мир и впрямь оказался куда больше, чем представлял до этого Нанас. Но этот мертвенно-белый мир казался совершенно безжизненным. Не верилось, что там, куда вела его широкая снежная нить дороги, где-то еще живут люди.
Он бы любовался окружающими видами и дальше, но в животе стало урчать все настойчивей, да и олени постепенно замедлили ход. Пора было делать привал, и Нанас принялся осматриваться, чтобы выбрать место поудачней.
Помог случай. Из-за низкого ельника справа выскочил серый зверек, судя по всему, заяц, и бросился прямо через дорогу. Нанасу в тот момент не пришло в голову, что вообще-то зайцам зимой полагается быть белыми, — он уже поднимал лук, который достал и приготовил незадолго до этого. Щелчок тетивы, свист стрелы и заяц кубарем улетел в сугроб на левой обочине.
Нанас остановил оленей и выбрался из кережи. Держа наготове нож, чтобы добить в случае надобности зайца, он поспешил назад. Из сугроба торчало лишь оперенное древко стрелы и дергающиеся в последних судорогах задние ноги зверька. Странные, нужно сказать, ноги. Нанас мог бы поклясться, что никогда не встречал прежде на заячьих лапах таких длинных растопыренных пальцев и столь острых когтей. Он потянул за стрелу и вытащил из сугроба пронзенную ею тушку. Поднял — и выронил снова. У «зайца» оказалась вытянутая, зубастая морда, два острых рога вместо ушей и серая, жесткая, короткая шерсть, больше похожая на чешую.
Глава 10
СХВАТКА У «БОЛЬШОГО КОСТРА»
Разумеется, есть такое страшилище Нанас и не думал.
Тем более, что у него еще оставалось несколько кусков лосиного мяса и немного вяленой рыбы. Но рыбу он, наученный опытом, решил оставить про запас — вдруг оленям снова будет не добраться до ягеля. Сейчас они, привычно разрыв копытами снег, залезли в сугроб аж до кончиков рогов и жизнерадостно хрумкали. Что ж, одной заботой меньше. Да и с дровами тут не было проблем, так что юноша даже не стал съезжать с дороги — оставил нарты на ней, а костер разложил чуть поодаль, на самой кромке леса.
Ставить силки Нанас сейчас не собирался, поскольку до ночи было еще далеко, и он надеялся проехать до остановки на ночлег изрядную часть пути. Там уже можно будет и насторожить до утра петли. Правда, если в них станут попадаться такие вот зайцы… Нанас неприязненно покосился на зубастую рогатую тушку и с отвращением сплюнул.
Однако Сейд не разделил его мнение. Он понюхал «зайца» и принялся деловито его потрошить. Смотреть на подобное оказалось выше сил Нанаса, и он решил пока нарезать про запас березового трутовика. Кто знает, что там дальше будет с деревьями, может, они и вовсе окажутся высотой с кусты — вон, и сейчас-то березы едва превышают его рост вдвое.
Вернувшись, Нанас отогнал Сейда с его чешуйчатой трапезой подальше, чтобы не портил аппетит, сварил в большом котле мяса (благодаря неприхотливости пса остался запас и еще на одну варку или жарку), бросив, как обычно, в варево сосновой муки и брусники, и, пока в маленьком котле кипятилась вода для чая, неторопливо поел. Чай пил тоже медленно, невольно оттягивая обещанный себе момент знакомства с содержимым мешка небесного духа.
Но тяни — не тяни, а посмотреть все-таки надо. Разумеется, после того, как будет почищена посуда. И… что еще?.. Может, выстругать про запас пару стрел? Нанас уже достал нож, но тут же со злостью сунул его назад в ножны. Да что же это такое?! Боится какой-то щелкающей коробки и дурацкой одежды, словно та высунет сейчас из мешка зубастую морду и откусит ему нос! Он невольно поднял руку, накрыл нос ладонью и, начиная злиться всерьез, сплюнул. Нос у него, конечно, красивый — в меру прямой, в меру широкий, — но он его сам сейчас оторвет, если немедленно не отправится к мешку!
И он все же отправился, заметив краем глаза, как с внимательным любопытством поглядывает на него Сейд.
— Гляди, гляди, — пробурчал Нанас. — Сейчас мы его, легохонько!..
Сначала он собирался отвязать и снять мешок с нарт, но затем подумал, что это будет глупо; красный мешок небесного духа был отнюдь не «легохоньким», да и смотреть на его содержимое было все равно где.
Пришлось, правда, повозиться с незнакомыми, странными застежками — кожаными ремешками с дырками и металлическими креплениями на мешке. После этого удалось отбросить с верха Мешка накрывающий его кусок шкуры. Нет, все же не шкуры. Это было что-то другое, будто плотно-плотно сплетенное из тонких красных нитей. Вспомнился старый мамин наряд, который та изредка надевала, когда он был еще ребенком; мама называла его платьем и говорила, что оно сшито из ткани. Так вот, этот мешок был сделан из похожей «ткани», только более грубой и прочной. Нанас мысленно шикнул на себя: «Какая разница, шкура или не шкура! Лезь давай внутрь!»
