Жандарм, которого мы, собственно, хотели описать до того, как забились в кусты, завёл себе специальные часы для бега с пульсомером и нож за большие деньги — ах нет, это не так, это же подарки одной женщины! Чтобы он мог дегустировать одного из этих бедняг, когда стоит на часах и знает, как их готовят. Жандарм человек информированный, но информация очень скупая: раньше здесь, прямо подо мной, была вода. В этой геоинформационной системе он ориентировался, этот турист и спортсмен. Этот человек закона — разумеется, своего собственного закона. Земля, вода, лес были неотторжимы, они имели, как и он, в высшей степени сложный круг задач и не должны были путаться, что когда делать. Теперь мы, к сожалению, природу потеряли; а когда мы её искали, мы практически одновременно наводили порядок. Вода в земле, лес на земле, вода не поверх земли, а лес не внутри воды, иначе вода была бы над нами, то есть она была бы превыше нас. Такие решения в политической, экономической и хозяйственно-технической области, с чрезвычайно далеко идущими последствиями, мне придётся принимать долгое время, если я пожелаю что-то сказать о природе. Иначе это не скажешь, потому что природы ведь больше нет, с какой стати она вдруг должна вернуться? Только для того, чтобы я могла взглянуть на неё поближе? Природа часто красноречива с нами, но слова из неё не выжмешь. Придётся надавить на неё, чтобы всё вышло наружу. Природу сейчас нигде не увидишь. Пожалуйста, дайте мне ваши выкладки, и на их основании я смогу написать о природе что-то совершенно новое, если вы всерьёз ждёте этого от меня.
В детстве жандарм со своим отцом иногда ездил на велосипеде в долину, они крутили педали вдоль ручья, а вода успокаивающе бурлила, только что сбежав с вершины горы, и, набрав разбег от своего истока, с изрядной высоты скакала по камням, своё собственное произведение, поскольку вся вода выходит из самой себя, поэтому она принадлежит самой себе и никому другому, и если мы имеем её, то лишь украденную и злоупотреблённую, что? Или нет? И сын прогуливался с отцом, я лично ещё помню это. Отец был приветливый, иногда даже добрый и покровительственный, как хижина в Альпах, совсем не то что метеобудка, про которую никогда не знаешь, что там к чему, — то девушка сверху, то опять парень, и невозможно решить, какой из двух вариантов тебе больше по вкусу. Только представишь, как вышеупомянутое лицо сидит у кого-то на лице голой задницей, свесив ноги поверх ушей, как две вишенки, слева и справа, и невольно думаешь: всё же лучше мальчик. У того всего больше. Может, отец, и жандарм тоже, оставлял желать лучшего в расцветке своего существа. Коли уж мы у воды: отец видится сыну однообразным, как будто в нём ничто не может отразиться, что можно было бы узнать, как будто его внутреннее было обеднено под давлением подъёма по службе и длительного исполнения долга, этим бывший сын маленьких людей должен был хорошо себя показать. Хотя у его сына потом было всё необходимое, это делается так: однажды оставить дитя без присмотра, потом снова строжиться, что совершенно справедливо, поскольку дитя, которое приносит утешение, упало с лестницы, ведущей в подвал. Строго смотреть за ребёнком, как можно чаще околачивать и подковывать, чтобы ноги были тяжелее. Это для его же пользы, поскольку отклонения в ориентации отца можно было заметить довольно рано, а именно по индексу прав животных. Ориентация справедлива по отношению к животным, если заявлены следующие пункты: возможность передвижения, свойства почвы, социальный контакт, климат в месте содержания (проветриваемость! освещение! Бог!) и интенсивность ухода (натаска! палка! камень! удар!). Для этого даются пункты, и их больше двадцати пяти, если ребёнок должен сдавать экзамены и родители, которые, как следует из фамилии, старше, должны их выдержать. Во время прогулки отец рассеянно кивает — ну, значит, он не будет тебя бить, хотя бы в ближайшие десять минут. Он, может, побьёт мать, это он любит ещё больше, но тебя не тронет. На сей раз нет. В следующий раз да. Поживём — увидим. Отец между тем умер, от рака. Разве не вчера это было, когда он, отец, в качестве упражнения по чтению заставлял мальчика читать в городе вывески? Мальчик смотрел, что лежит на витрине, только потом говорил название магазина. Неправильно. Разве существуют только те вещи, которые на виду, а? Даже леса не такое уж безусловное благо, потому что они ведь должны нас защищать, но, отводя опасность, растирают в порошок людей, посёлки и устройства, которые не придерживаются государственных мер или распоряжений. Да они лично снизойдут до этого, леса, если однажды выйдут из себя. Кто бы мог в них такое заподозрить. Им не больно видеть, как больно от этого вам, чей дом ещё недавно стоял на этом месте! Разве он не любил сына, отец, которому сын чуть на голову не сел, после того как отец нарочно наступил ему на ногу? Мол, сын должен поднимать ноги при ходьбе! Нечего так шаркать ногами по гравию общественного сада. Куда можно позволить себе зайти только раз в месяц. Если вам так уж хочется, можете с таким же успехом разглядывать реденькие кусты в моём садике перед домом.
У отца были большие заслуги перед сыном, но он оставался словно размытым в мареве далёкой чужбины, отец, и так оно, должно быть, и было. Ребёнок должен с благодарностью взирать на фотографию отца после его пребывания здесь: мы переехали. Новый адрес: ряд 14, могила 9. После этого кому нужен ребёнок, если отец у Бога. Для сырного пирога или другой нежной выпечки было бы неслыханным событием суметь подняться по лестнице, для человека же это плёвое дело, пустяк. Я не хочу этим сказать ничего, кроме как, и почему я этого сразу не сказала: каждый ребёнок хочет восхищаться своим отцом, просто так, ни за что, но денежное вознаграждение никогда не получают ни за что. Об остальном должна была позаботиться мать, об этом не надо забывать ни мне, ни кому-либо другому. В случае, по поводу которого мы тут собрали консилиум (потому что случай сам по себе нездоровый, и я пытаюсь докопаться до корней), мать была тайной любительницей красного вина, как многие женщины в наших краях. Где вода не только совершает марш-броски, но и постоянно бросается в атаку, я это уже говорила, её не так просто догнать, для этого вино должно литься рекой. Самый дешёвый сорт. Так, этот двойной мы не только достанем хоть сейчас из кухонной скамьи, но ещё и усядемся на неё. Если нам понадобится ещё и мы сможем встать, мы тут же его получим, стоит только откинуть крышку скамьи. Мать же пока ещё в состоянии ограбить хотя бы свой домашний склад! Он оказывается просторным и достаточно содержательным, особенно когда в глазах двоится, чтобы всё вино в его бутылочно-зелёном одеянии ящеркой скользнуло к вам в руки, юркнуло в рот, всегда в один и тот же, и могло там исчезнуть. Что отличает отношения матери и сына? Близость, тепло и сердечность, понимание и другие позитивные аспекты отличали бы их, если бы можно было создать такие отношения. Тут я должна немного отступить, поскольку мне, тёмной, известны лишь отношения между матерью и дочерью, но и они далеко не обласканы солнцем. То есть румянца на моих щеках они не вызывают. В качестве приложения ко всему, но, к сожалению, слишком редкого над нами: небо неописуемой синевы, с чётко очерченными облаками, улетающими вдаль и отражёнными в раскрытых, по-стрекозиному сверкающих окнах. Кирная мать клюёт носом и тоже смутно прорисовывается на стёклах, хотя прошло уже несколько лет; стоп, вот проходит ещё одно! Этого быть не может! Мама, да ты обмочилась, и попа у тебя перепачкалась, пока ты соблюдала постельный режим, бормочет сын себе под нос. Размышлять об этом он не намерен. Ждать ему нечего. И он уезжает: вдруг жизнь выведет меня на человека, который того стоит, на человека, не менее бесценного, как приходящие из Ничто прекрасные женщины в рекламе l’Oréal. Есть ведь женщины и не такие, как мама. Они скорее как ползучие растения, которые покрывают стену дома, хорошо ещё, если собственного, и если их сердечно попросить и как следует удобрить, то они дадут урожай, а мне останется только стоять раскрыв рот, чтобы в него падали плоды, думает жандарм.
