Мужчина — это смертельный патруль женщины, однако женщина — смертельный штраф мужчины. В момент смерти женщина отнимает у мужчины своё тело, и тогда ему некуда деться со своим. Мама! Наконец-то она может сотворить из этого своё лучшее, страшносудное блюдо. Ведь она творила из этого жизнь, тогда как мужчина только рыскал по округе. Теперь она мстит за себя и склоняется к коляске, в которой покашливает дряхлый мертвец и глотает воду, но даже вода предпочитает перемещаться воздушными путями и нечаянно перекрывает дыхательные. Этот светофор опять не работает, а водитель сам не знает, как выйти из положения: ведь живёшь действительно только раз, чего вы я о нас никогда не подумала. Его детород должен быть устранён. Но если он зачинает меня, то пусть остаётся.
Мои домашние обстоятельства вынуждают меня хотя бы раз сказать правду: будто мотыгой, косилкой или электр. ножницами прошлись по этому отдыхающему, который лежит сейчас перед нами в своей машине, широко раскрыв глаза, целиком вырванный (антикосмическая, антикосметическая принципиальная позиция, которая выступает скорее за аскезу, чем за подчёркнутый либертинизм!), и брюки, трусы, которые он ещё пытался снять добровольно, висят, растрёпанные, у него на щиколотках. Верхняя часть туловища вместе с руками связана остатками рубашки, весь перед обнажён, как будто для того, чтобы к нему сразу же можно было приладить аппаратуру реанимации или спасения. Может быть, его детородный орган, вырванный с корнем, пытался договориться с отцом-исповедником на разумных основаниях. Тщетно. Человеческая масса протискивается вперёд, пока не лопнет мера; она сама себя то и дело выводит из строя, как только сталкивается с другим континентом, скопившим в себе достаточно сил. Ведь кто-то или что-то всё же есть на свете, если мы тоскуем по нему? Но оно исчезает у нас из-под носа. Мы тоже исчезнем. Ведь уже куплен новый каталог, и мы уже тоскуем по чему-то совсем другому. По месту, на котором могли бы спастись хотя бы звёзды, я надеюсь. Чтобы пустые глазницы даже перед лицом смерти могли эскортировать свитой каждое их движение. Камеры всё это запечатлеют. Из кровавого компоста лобковых волос исчез червяк, который там так долго копался под нашим щёлкающим наблюдением, мои дамы. Может, он разоблачил себя в том качестве, каким хотел обладать, зародыш, основа всего, что в природе хочет расти дальше и направляется к гибели. Родовой орган — это растение, которое постоянно отрывается от своего собственного корня. Тут всё ждёт новостройки, внутри которой, уж пожалуйста, должен жить эротический момент ещё до того, как мы въедем туда сами, чтобы мы могли прийти в бесконечное вращательное движение. Пока однажды с нас не сорвётся весь туман чувств, под принуждением центробежной силы, вот именно: бежать, скорее бежать прочь от других, пока не поздно! Сейчас мотор сдох, его батарея села, потому что фары оставались включёнными. Человека так и гонит к злому, пока он не завяжется узлом.
Вывалив язык, причуиваясь и приглядываясь, носом к земле трусит существо в клочьях баварского платья, то есть в чём-то вроде абажура, обтянутого человечьей кожей, такой же носит — правда, больше и красивее — госпожа Кэролайн Райбер, под спудом которого и сегодня вечером, в двадцать часов пятнадцать минут, затеплится слабый, слегка тлетворный могильный светильник. Фигурка спешит по холодеющему к ночи доролсному покрытию. Оставляет множество следов, секрецию, которую она, со свойственным ей прилежанием, так же оставляла при мытье посуды и у плиты. Пышущий жаром костёр из костей. Собаки брешут, существо отбрёхивается. Несколько кусков мяса она сунула в карман передника, на память из времён, когда она следовала правилам месячных и из окон её тела выпадала неделя, а потом забиралась обратно. Садясь в машину, мы очень осторожны: очищаем обувь от грязи, защищаем пол резиной, прежде чем дать газу и ринуться в гору. О, горный мир велик: гостиница далеко позади, да мы и съехали с неё. Иисус Христос, верховный местный, висит на стене. На его полуобнажённом теле, в отличие от бога, голая — суть, короче: суть раскрыта, окровавленные клочья набедренной повязки элегантно откинуты, чтобы чужой мог поспорить с отцом из-за прикида (ангел небесный, скорбящие мёртвые, яростный чёрт, женщины, привязанные к деревьям и удушенные собственными колготками, потому что не впустили этих демонов в новейший ресторан. Я лично думаю, что виноваты были их старомодные брюки морковного цвета), ведь что для отцов было верхом достижения, то для нас предел падения. Почему это бог носил такую короткую юбку! Снять немедленно! Тут приходит Мария и суёт нос не в своё бельё, не в свою чавкающую, живоглотную машину, на которую наехал Папа Римский (потому он всё ещё в дороге!). В такой жалкой эрзац-одежонке приблизиться к женщине, чтобы потом держать её только за сестру и даже не подержаться за неё — ну уж нет. Мы должны держать марку, то есть носить фирму. И она должна быть отчётливо видна на наших пиджаках и джинсах, если мы хотим оторваться, иначе мы в пролёте.
Кровавый, выдранный обрывок полового члена аккуратно положили радом с мёртвым телом. Насекомые заглядывали внутрь и в первую очередь брали то, что не приходилось долго отгрызать. Остальное тоже никуда не уйдёт. В залитых кровью лобковых волосах паслись и услаждались мухи, которым, вообще-то, пора было отправляться спать. Должно быть, они прилетели на свет. На надкушенное и брошенное горло нацелились, не мигая, круглые глаза. Горловой хрящ можно объедать до объедка. Горные галки и грачи, которые только что на глазах природы освобождали от глаз стада ягнят и оставляли голые пеньки, выжидают, не придёт ли кто ещё. Потом и они подлетают подобрать человеческое семя, чтобы, в конце концов, ничего из него не сделать, его по-прежнему больше, чем сделали мы. Как сосиска в соку, лежит этот мучной мученик, извергнутое тело, брошенное акушеркой. Кто теперь придёт ему на помощь, вечному актёру на красной площади, на гаревой дорожке? Надо было точнее мерить сыр, вино и людей, а меру он потерял. Надо было смотреть, кем грузишь и без того уже сытую машину. Кто теперь поверит этому мужчине, какой большой член был у него при жизни? Скоро номера его машины передадут по телефону, и чудовище будет объявлено в розыск. Материальное передано материи, а бренное мы всегда предавали земле.
И в доказательство того, что я права, вот вам универсальное меню, чтобы вы могли себе выбрать из прошлого любимых усопших: сегодня выиграл ТОРГОВЕЦ МЕХОМ ШТЕРН. Ура! Завтра он даст вам подтверждение на партию, что он хочет вам её продать. Но вы сперва должны осведомиться у партийных референтов, нужно ли вам для этого ремесленное право, но я думаю, что нет, поскольку есть новое постановление, что его можно получить потом, только я не знаю, распространяется ли оно и на скорняков. Вы можете поговорить с мастером-установителем, очень приятный человек. Вы должны представить также копию свидетельства об образовании и копии свидетельств медицинского страхования ваших сотрудников. Только соберите всё заранее! Несмотря на это, сезона у скорняков не будет, поскольку торговцы мехом завалены работой, как в разгар сезона, и глупые христиане как с цепи сорвались, скупают всё у бедных, которые должны эмигрировать. Смотрите, как бы вам не пришлось остаться в полном одиночестве, когда вы больше не найдёте ни одного предприятия для присоединения! Да, как там всё прошло с телами, им уже не надо утруждаться, если они вылетят в трубу так, что и имён их не останется. Но довольно, госпожа автор, растекаться в этом победном тепле! Никто не должен видеть столько бесплодности, сколько её содержится в вас. Будет лучше, если вы отступите от этого чуть-чуть подальше.
