— Я больше не могу терпеть, давай зайдем в подворотню, я хочу почувствовать твои жесткие губы на своих губах, — исторгает Анна знойный призыв.
— Это сколько тебе будет угодно, куколка, — выдыхает путешественник, у которого в мыслительном устройстве все туманом заволокло, — уж я-то не поскуплюсь ни в коем разе, тебе ни в чем отказу не будет, милочка, хоть я и из Линца, но человек широкий, когда надо.
В Линце на голубом Дунае такие девчушки еще подпадают под закон о защите детства, и полиция защищает их очень тщательно, здесь же, в гнилой и протухшей столице, ими можно попользоваться, а потом отправить восвояси.
А вот и подворотня, скорей туда, и рука шустро ныряет под платьице, но тут, как из-под земли, позади него выныривают грабеж и разбой собственной персоной, и пока человек из Линца шарит у Анны под юбкой, на его линцевскую головушку обрушивается тяжелый и твердый кулак, принадлежащий Хансу, рабочему человеку. Кулак этот хотя и не отправляет ухажера в царство снов и идеальных видений, однако весьма ощутимо сбивает с любовного ритма и валит с ног прямо в грязь и слякоть; беда не приходит одна, и те, кто образует ее свиту, ведут себя не лучше. Ханс пружинисто подпрыгивает и топчется по жертве ногами, попадая в самые разные части тела, в какие — в темноте не больно-то отличишь, но есть надежда, что попадешь туда, где всего больнее. Анна поглощена тем, что кусается, царапается и молча, как заведено у женщин, отвешивает ухажеру пощечины, и все это сваливается на одну и ту же бедную торгово-представительскую голову, женщины в аналогичных ситуациях всегда целят в голову, вам любой специалист это скажет. В физической деятельности такого рода навыка у них нет, иначе им было бы известно, что череп особенно тверд и прочен, ведь он защитной оболочкой облекает мозг человека. Путешественник громко стонет, давая выход своему разочарованию, ибо получается не любовь, а прямо в глаз и в бровь. «Это западня», — соображает он, но от этой верной догадки проку ему мало. Кричать у него больше нет возможности, потому что Софи весьма находчиво, повинуясь безошибочному инстинкту, бросилась закрывать ему рот. «Только бы эта сволочь меня не укусила».
— Ну-ка, ты, падаль, заткнись, а то ведь мы на такой случай и нож с собой прихватили.
Нож сразу выставляется на обозрение. Торговый человек, до сих пор видевший нож только в руках своей жены и только на кухне, удрученно молчит.
— Где бумажник?
— Возьмите, он во внутреннем кармане, жизнь мне дороже, я предпочитаю ее деньгам. Это вообще самое ценное.
«Четверо на одного — трусы какие, дома расскажу супруге и своему шефу, скажу, что их было шестеро. Ой!»
Набитый бумажник экспроприируют, упитанному и откормленному коммивояжеру вновь достаются пощечины, пинки, угрозы, оскорбления, плевки и унижения, достается всему его телу. «И ведь совсем еще молодые девчонки, они в дочери мне годятся, в смысле возраста, однако они — дети других людей, которые — и это весьма прискорбно — скверно их воспитали, так что они стали несовершеннолетними преступниками. Тьфу, противно, тут только плюнуть и остается. В Линце такого безобразия нет».
— Может, член ему вытащить и прижать как следует? — взвинченным тоном вопрошает Анна.
— Не делай этого, — отвечает ее брат, предводитель, который пристойно держится в сторонке и прочувствованно дирижирует происходящим.
— Ты что, думаешь, мне не противно? Но я вычитала у Батая, сколько всего можно проделать с членом, — настаивает сестра упрямо и уже принимается копошиться там внизу. — Надо причинить ему такой вред, чтобы он на долгое время был непригоден к употреблению. Тогда и супруге его от нас достанется путем передачи действия на расстоянии.
— Брось, ведь деньги уже у нас, теперь сматываемся, чтобы не подвергать себя дополнительной опасности из-за необдуманного риска.
— Но мы же договаривались, что деньги ничего для нас не значат.
— Деньги ничего для нас и не значат, но с ними как-то спокойнее.
— А я не хочу успокаиваться, я возбуждена, всего-то минуту и потребуется, чтобы его достать и обхаркать. Подержите-ка.
Сказано — сделано. Даже Райнер помогает держать жертву, чтобы Софи не подумала, что он участвует только ради бабок.
— Ну что, импотент, не думал, поди, что стрясется такое, надеялся, тебя тут ублажать будут, свинья вонючая.
Член извлекают и густо оплевывают.
— И эту вот мелочь он мне всерьез хотел предложить! Такое — и мне? Теперь ему надолго заказано женщинам свой жалкий прибор предлагать, наверняка всякая охота прошла.
— Все, валим отсюда!
Ханс напоследок отвешивает пинок торгашу из Линца и его воробышку, который теперь уж по меньшей мере полгода не всколыхнется и не шелохнется, а ведь в самом начале все выглядело так, будто он сможет пожать даже больше, чем посеял, — затем с силой бьет ногой в шею, а потом по светящимся в темноте белым фрагментам подштанников, человек из Линца опрокидывается на бок, проливает немного линцской крови и мгновенно умолкает, хотя наверняка не получил сколько-нибудь серьезных телесных повреждений. Однако запомнит он это надолго.
Вся компания выскальзывает из подворотни в темноту улицы, которая выплюнула их наружу незадолго до этого, ведь даже мрак ночного города терпеть не может таких невоспитанных подростков.
— А давайте на него еще и помочимся, — предлагает Ханс, заведенный действиями Анны.
— Нет, не будем, надо сматываться, — хрипит Анна и тянет его за собой. Ни с того ни с сего она вдруг заторопилась.
Софи одета в простое темное платье и сливается со стеной дома. Озноб продирает ее, дрожь смешана со странным тянущим ощущением внизу живота, которое появляется в последнее время все чаще. Она не может объяснить данное чувство, но это не детская любовь и не дружеская верность. Конечно, скорее всего, в этом ощущении выражается нечто отрицательное, слушаться его нельзя, потому что любое чувство всегда ненадежно.
— Пойдем, Софи, — едва слышно выдыхает Райнер, обнимая ее за плечо. Она стряхивает его руку и стрелой летит по улице, подобно черной нитке, которую кто-то быстро тянет по гладкой поверхности стола.
***
Чтобы внести ясность в свое неопределенное существование, Райнер, Анна и Ханс прямиком гонят туда, где ясность обретается по долгу службы: на виллу Софи в Хитцинге. День всегда лучится сиянием там, где молодые люди сияют своей юностью. День сияет с ними за компанию. Уже довольно тепло, за такой весной обычно приходит жаркое лето, которое разметает их в разные стороны, как только закончатся выпускные экзамены. Кое-кто надеется, что отправится в ту сторону, в которую удалится Софи. Скоро ее босые пятки засверкают на набережной Круазетт, асфальт там уже теплый, горячий даже, и теннисная ракетка горделиво торчит из фирменной спортивной сумки. Мама, как и всегда, укрытая шелковыми шалями и платками от солнца, которое приносит ей одни только неприятности, потому что у нее светлые волосы и очень белая кожа, будет истерично руководить всем и вся из кафе и каждую минуту бросаться к телефону. Она будет говорить, что они с Софи встретятся за чаем. Послушание сидит у Софи внутри, подобно пружине, которая напрягается и ослабляется, сжимается и разжимается без напряжения и без боли. Так бывает с легким и красивым животным, которому едва-едва даешь шенкеля, не нанося ему ран и не выводя из строя. Ханс останется в Вене и будет частенько ездить на велосипеде в Гензехойфель, чтобы осыпать смазливых парикмахерш сальными шуточками, ведь за последнее время он вдоль и поперек узнал, чем можно заняться с этими подстилками и что у них к чему. Он не принадлежит еще к числу лиц, которые тоскуют по Софи и по Ривьере, ему и невдомек, что эта самая Ривьера существует. Райнер и Анна о Ривьере, к сожалению, наслышаны. Летом им снова светит отдых в ненавистном Вальдфиртеле, от которого надолго остается тягостное впечатление, и отдыхать им придется в местах наиболее безотрадных и пустынных, именно там, куда, как назло, занесло их родную тетю Сисси, чтобы заманивать к себе здоровым деревенским воздухом как раз тех людей, кому нездоровое нравится гораздо больше здорового. А ведь сколько таких, для которых здоровье есть наивысшее благо. И как раз им-то этого не дано. Организм должен подвергнуться оздоровлению, а потом на смену здоровому климату придет учеба в университете и откроет сезон разрушения здорового организма.
