Из кормушки падает сено и немного согревает ее. Мастер справился с делом, женская рана распухла. Михаэль дергает свой инструмент — дает понять, что намерен вновь вернуться в свое очищенное тело. Для этой женщины он уже стал подиумом, с высоты которого она будет говорить о своем желании и о его желанном торсе. Таким вот образом он станет средоточием в хорошо обставленной комнате, хотя его и не сфотографировали в нижнем белье и не поместили в рамочку. Молодой человек сотворил все это великолепие, справился с ним, с белой трепещущей горой плоти, простирающейся перед ним, которой он, словно теплое вечернее солнышко, разрисовал лицо румянцем. Он взял эту женщину в аренду и, с ее точки зрения, может в любой момент, когда захочет, забраться ей под платье в самые заветные складочки.
Герти покрывает Михаэля пушистыми, теплыми, как шерсть, поцелуями. Скоро она вернется в свой дом и к своему самцу, у которого тоже есть свои достоинства. Нас постоянно тянет бередить старые раны и срывать подарочную упаковку, под которой мы укрыли что-то давно знакомое, воображая, что там прячется нечто новое. И наше нисходящее созвездие ничему нас не учит.
9
Женщина, совершившая побег, вновь возвращается в домашний уют, сопровождаемая чужим автомобилем. Ее возвращают в домашнее кино. В домашний уют у плиты, колющий другим глаза. На подбородке у нее запеклась нитка слюны, вот первое, что замечает муж. Молодой человек тревожится за нее, потому что он ненадолго заглянул в ее самую дальнюю даль и влажными руками коснулся ее лица. Правда, сейчас не то время, чтобы лежать на солнце и громко выставлять напоказ свое тело. Неожиданно вновь начинает идти снег. Позвонил ли господин директор в свою страховую компанию, чтобы его жена не поменяла мужа на какого-нибудь гражданина помоложе? В прежние времена он частенько приезжал домой прямиком из борделя, где проводил время в напряженной неге, где его мыли, стригли и укладывали. Да, в борделе окружного города он надежно пристраивал тяжелую ладью своего члена. Но все это в прошлом. Сегодня ему приходится развлекать только собственную жену, развлекать своими клыками, парой тестикул и задницей, ведь именно эти предметы участвуют в домашней игре, когда их дитя не бодрствует. Этот человек тяжеловесен, даже когда он бросает в зеркало отражение своего нового галстука. Он взрывается в толпе своих подчиненных, словно громкий вопль, и они прикидываются недоумками и поэтому-то всегда плетутся в хвосте.
Когда мы возвращаемся, дом уже укутан плотно прилегающей тишиной ночи. Лишь в одной комнате горит заботливый свет для услаждения дражайшего дитятки. Ребенка от уроков тошнит в постель. В комнате ребенка директор отваживается гневно высказаться обо всем. Ему здесь неуютно, его раздражает шум воды в сливе. Он едва не взорвался от переполняющих его соков, когда вновь обнаружил дома пустую бутылку из-под белого вина самого дешевого сорта. Не лучше ли ей пить минералку и проявлять к ребенку любовь и заботу? Он запретил ей бреющий полет пьянства, однако она по-прежнему резво накачивает себя вином. Неужели домашнее животное позволило обиходить себя кому-то другому, кроме своего домашнего буйвола? Он опускает свои губы на ребенка так тихо, что не может вытянуть из сына ни слова. Ребенок спит. Не прилагая никаких усилий, ребенок способен объяснить, зачем директор живет на этом свете. Ребенок с открытым ртом покоится в сундуке своей спальни, комната намного больше, чем детям бедных крестьян вообще доводилось увидеть, когда они болеют. У какого ребенка в этой стране есть комната, где бы помещалось все его тело? И где он может рассматривать плюшевых мишек, фотографии спортсменов и поп-звезд? Ребенка под предлогом родительских сексуальных воплей уложили в тихое место. Однако он достаточно смышлен, чтобы приникнуть к замочной скважине и подвывать самому, когда там вовсю орудует отцовский посох, от созерцания которого ширинка у дитяти покрывается влагой. Воют они во всю мочь.
Сын, обретший дар ясновидения, выныривает из самых темных углов, поскольку его родители не знают удержу, развивая и укрепляя свои тела: они еще верят в физический труд! Христианское общество, которое их однажды соединило, выдало им свое благословение на удовольствие подобного рода. Отцу позволено бесконечно потреблять мать, забираться в ее дырки под покровами унижения, чтобы она совсем перестала опасаться за свои тайны.
Те, кто далеко от нас, лежат в своих постелях, невостребованные, чтобы до завтра как следует выспаться. Они слишком устали, чтобы быть призванными страшным Богом на вершины времени к их любимейшим существам, которые умирают слишком рано. Завтра они торопливо проглотят завтрак и сядут в автобус, чтобы отправиться по своим мелким делам, а их самые маленькие дела, их дети, сидят рядом, потому что ходят в школу. Директор бумажной фабрики шагает к краю крайне большого помоста для хора. А те работники, кто ожидает пенсии от фирмы, прилежно стоят за его спиной. Подвластные ему еще не стали животными, однако живут уже как скоты. Так говорит их начальник своей жене. Их не распаляют жены-толстухи, и в них не горит то, что мы, господа, называем жаром чувства. Разве может кто-нибудь предположить, что после святой мессы директор стягивает со своей жены трусики и окунает в нее сначала один, а потом два пальца, проверяя, дошла ли ей вода до горлышка. Интересно, что происходит в глубине у других женщин? И не хочется ли им тоже прижаться к хозяину?
Сейчас в этой римско-католической стране еще немножечко поплачутся Богу, чтобы все увидели, что мы смываем кровь невинности со своих пальцев, кровь, которую Бог, поднатужившись как следует, превратил в самого себя: муж и жена, верно сказано, — Его творения. В письмах читателей в редакцию газет они верны друг другу, поскольку включены в церковную архитектуру, всегда устремленную вверх. Нам не в чем упрекнуть папу, он принадлежит Деве Марии. Как иначе бы он узнал, сколь скромна и одновременно сколь алчна до душ эта женщина? Например, она часто, стоя на коленях, вытягивает губы, чтобы втянуть в себя член директора.
Не делайте вид, что вы ни разу не видели ничего подобного в вашем тайном кинотеатре! Точно так же, как вы, ходил по окрестностям Иисус, этот вечный коммивояжер Австрии и ее полномочных представителей, и посматривал вокруг, не нужно ли где чего улучшить, не нужно ли кого наказать или поймать на чем-то. И при этом он встречается с вами, и он любит вас, ближних, как себя самого. А вы? Любите только деньги, которые есть у других? Да, вы выглядите похожими на него, поэтому вы пишете письма в газету и ругаете тех, у кого нет Бога, а если бы даже он у них был, они не могут вступить с ним в связь!
Все это принадлежит нам!
Женщина не жалеет своих голосовых щелей, когда машина со скрежетом останавливается. Она вопит во всю мочь, словно ее хорошо смазали, потому что вино еще действует и нежно гладит ее изнутри. Она голосит и голосит, пока ночь не раздается ввысь и вширь и в некоторых окнах не зажигаются огни. Ее дом тоже залился светом, и грузный человек, руководящий фирмой, разряжается в свое звучное тело, возможно, от волнения по поводу того, что уже считал навсегда потерянным. Он стоит перед теплой берлогой, в которой все приборы и утварь способны выполнять любые фокусы даже по прихоти детских пальчиков. «Герти, это ты?» — спрашивает он, выходя за свой узкий горизонт. Кто из живущих на этой земле захочет что-нибудь потерять? Скоро он, слава богу, снова нащупает эпицентр между ее ног, проверяя, висит ли кормушка достаточно высоко, чтобы до нее не добрался никто другой. Правда, теперь в ней много крошек. Его привычный инструмент, ведомый рукой честного ремесленника, поработает там, в родном местечке, доставшемся ему после женитьбы, там, куда не ступала чужая нога. Уж лучше ему верить в это. Он медлителен, когда речь идет о выборе между несколькими богами (спорт и политика), но очень быстр, когда передними копытами ступает на сцену, на которой все касается его самого и трудов его. Молодой человек не опускает глаз и вежливо здоровается. Из машины женщину вместе с ее халатом вытягивают боком, и она явно не выказывает желания к новому спариванию. Она переворачивалась то на спину, то на живот и погребла под собой мальчишку-озорника, молодое тело, которое сейчас праздно думает о еде. Когда муж приветствует ее на пороге, она уже знает, что сейчас он по меньшей мере полакомится ее ушами. Скоро он почувствует себя хорошо, потому что владеет не только женщиной, но и искусством, этим грозным охотником, который охотится в наших угодьях и в стереоколонках. Директор уже нашептывает на ушко жене лохматые сальности о том, что с нею скоро с ее ведома и одобрения произойдет. Как прекрасно, женщина снова дома, ребенку нужна мать. Она демонстрирует ему многие важные вещи, которые ему и без того хорошо известны по телевизионным передачам.
