Книга Дом дневной, дом ночной, страница 60. Автор книги Ольга Токарчук

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дом дневной, дом ночной»

Cтраница 60

Иногда случалось, что кто-нибудь, расчищая погреб или вскапывая огород, находил что-нибудь особенное. Деревянный сундучок, набитый фарфоровой посудой, или стеклянную банку с какими-то монетами, или завернутый в клеенку набор посеребренных столовых приборов. Известие вмиг разносилось по деревне, а то и по всей округе, и вскоре уже каждый мечтал найти клад, оставленный немцами. И эта погоня за кладами походила на неотвязный сон, они как будто бы рыскали в поисках завязи чужого опасного растения, которое могло когда-нибудь прорасти и отнять то, что у них есть, и вновь обречь их на мытарства.

Усилия одних внезапно вознаграждались, хотя, наверное, не случайно. Всегда можно было надеяться, что рано или поздно, роясь в земле возле дома, вдруг услышишь, как звякнет острие лопаты, наткнувшись на железный сундучок. Но можно было также, взяв лопату и кирку, отправиться в поле и копать под большими деревьями, вблизи одиноких часовенок, ворочать камни на развалинах, исследовать старые колодцы.

Поэтому в первый год ни один мужчина в Петно не засеял свое поле — все пустились на поиски кладов. Только женщины растили в огородах капусту и редьку.

Итак, бывало утром, едва забрезжит рассвет, мужчины отправлялись в путь. Казалось, они шли на работу — несли лопаты, кирки и мотки веревки на плече. Иногда они объединялись по двое или в небольшие группы и спускались в колодцы. Там могли быть разные вещи. После того как кто-то нашел в стенке колодца железный ящик с сотней ножей, вернее одних лезвий, потому что деревянные черенки рассыпались в серую пыль, они исследовали каждую дырку в земле. Уже тогда самые дальновидные стали учить сыновей кладоискательству, потому что это была хорошая, самая лучшая профессия.

Спустя много лет их внуки тоже искали сокровища — покупали на базаре у русских металлоискатели и бродили по пояс в траве, словно рассматривали землю через огромные лупы. Под вечер, сидя на корточках у входа в магазин с бутылкой теплого пива в руке, они рассказывали, что снова немецкий автобус остановился на дороге, и какие-то немцы лазали по кустам за костелом. Кто-то их видел — они светили фонариками и переговаривались таинственным взволнованным шепотом. Утром в том месте осталась свежевырытая яма.

Величайшим кладоискателем был старик Переполох. Он искал сокровища, как прочие ищут грибы, а в том и другом занятии самое важное — чутье.

В доме Переполохов все было из кладов: латунные кастрюли, тарелки, фарфоровая посуда, в том числе сервиз с маленькими чашечками, из которых непонятно было, что пить, такие они были крохотные. Все прочные вещи были из кладов; те, что подвержены гниению и порче, пришлось, к сожалению, докупить.

Переполох прогуливался как бы без дела по полям и рощицам; казалось, он смотрит в небо и вынюхивает погоду на завтра. А он вдруг подходил к камням, которые лежали на меже, обходил их вокруг, ощупывал, как брюхатых овец, и быстро возвращался за киркой и лопатой. Потом под такими валунами он находил чемодан со столовыми приборами или кастрюлю, полную гитлеровских военных наград. Два или три раза в своей жизни Переполох нашел оружие. Он привез его домой, вычистил, велел жене и дочери держать язык за зубами и спрятал находку на чердаке. С оружием над головой он чувствовал себя в большей безопасности. Был у него ящик с кляссерами, и иногда он ездил в Валбжих, чтобы продать немного немецких марок. В одном антикварном магазине он продавал всякое, казалось бы, никому не нужное старье, например очки в тонкой проволочной оправе.

Однако когда Переполох нашел настоящее сокровище, он так об этом и не узнал. Ибо что можно подумать о содержимом деревянного, окантованного железом сундука, в котором был набор посуды из светлого металла, по большей части потемневшего и покрытого патиной: по двадцать четыре штуки каждого предмета. Тарелки такие и сякие, кружки, вилки, ножи, столовые и чайные ложки, а в придачу еще ковши и кастрюли с деревянными ручками. Его жена кипятила в них молоко — они и впрямь были добротные, не пригорали. Все это они расставили в серванте, где те простояли в тишине и безмолвии долгие годы, до военного положения [36] , покуда заезжий скупщик старинной мебели не приметил ту кастрюльку с молоком. Он искал на донышке какой-то знак, правда, они так и не узнали, нашел ли. Когда Переполох показал ему сервант, весь заставленный посудой, торговец на миг онемел, а затем предложил им огромные деньги, сам назвал сумму. Поэтому они даже не торговались, только дочери стало жаль расставаться с тем серебристым блеском, которым посуда, подобно свету от экрана телевизора, по вечерам наполняла комнату. Но в итоге на эти деньги она купила себе мебельную стенку в Новой Руде, и еще хватило на соцстраховскую трехдневную поездку в Рим. Потому что Кристя Переполох мечтала перед смертью увидеть Папу Римского. Да только не сказала, перед чьей — своей или понтифика.

Вот если б в глазах был рентген и удалось бы просветить им землю, как человеческое тело, интересно, что бы мы там увидели? Каменные кости, глиняные стенки внутренних земных органов, гранитные печени, сердца из песчаника, кишки подземных рек? И зарытые в землю сокровища, как инородные тела, как имплантаты или осколки снарядов.

ГЕОРГИНЫ

Марта сидела в георгинах. Я видела ее голову. Помахала ей, но она меня не заметила. Она копошилась в зарослях, может быть, подвязывала стебли, а может, стряхивала с них улиток. Марта высадила клубни весной и ухаживала за ними почти столь же заботливо, как за ревенем. В августе георгины зацвели. Так и хотелось пересчитать их ровные лепестки. Откуда в них такая симметрия и гармония? Марта говорила, что георгины больше нравятся детям, чем взрослым. Почему? Этого никто не знает. «Взрослые предпочитают розы», — говорила Марта. Они всегда непредсказуемы.

Я бы хотела быть уже такой старой, как Марта. Старость повсюду выглядит одинаково: долгое утро, приятные заботы неторопливых дневных часов со студенистым, застывшим над крышами домов солнцем, лениво тянущийся сериал по телевизору, задернутые шторы. Поход в магазин — событие большой важности, которое можно обсудить еще и за обедом. Тщательно помыть тарелки, сгрести со стола крошки в полиэтиленовый пакетик, чтобы потом, дважды в неделю, сходить в парк и побросать их под ноги голубям. Лист кротона, опавший ночью, — нужно рассмотреть рану на стебле. Стряхнуть пару тлей с велюровых листьев спарманнии, расправить салфетку. Полюбоваться на свеклу в огороде, что выросла такой большой, хотя и на краю грядки; спокойно сложив руки, послушать радио, решить, что завтра надо рассортировать пуговицы. Огорчиться из-за счета за электроэнергию — пришел накануне. Водить взглядом за почтальоном, пока тот, петляя, ходит от дома к дому. Смотреть на небо из окна кухни, предвидя каждый шаг солнца на его долгом пути. Открыть холодильник — так, между делом, — чтоб убедиться, что он не пустует. Осторожно отрывать листки календаря и складывать их в ящик. Музей старых газет. Пересыпать нафталином пожухшие от времени платья, слишком тесные или, наоборот, слишком большие.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация