Книга Правек и другие времена, страница 9. Автор книги Ольга Токарчук

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Правек и другие времена»

Cтраница 9

Далеко на востоке ее нашел Михал и как военный трофей спрятал в форменный рюкзак. Вечером на постое он нюхал ее ящичек — пахло кофе, беззаботностью, домом.

Мися выходила с кофемолкой к скамейке перед домом и крутила ручку. Тогда кофемолка шла легко, словно играла с Мисей. Мися, сидя на скамейке, рассматривала мир, а кофемолка вращалась и молола пустое пространство. Но однажды Геновефа всыпала в нее горсть черных зернышек и велела их перемолоть. Ручка тогда уже не поворачивалась так плавно. Кофемолка поперхнулась и, потихоньку входя в ритм и поскрипывая, начала работать. Игра закончилась. В работе кофемолки было столько важности, что никто не посмел бы уже остановить ее. Она вся была теперь стихией перемалывания. А потом к кофемолке, к Мисе и ко всему миру добавился запах свежемолотого кофе.

Если приглядеться к вещам внимательнее, с закрытыми глазами — чтобы не обмануться видимостью, которой они себя обволакивают, — если позволить себе стать недоверчивым, можно хотя бы на минуту увидеть их настоящий облик.

Все предметы на самом деле есть нечто, погруженное в совсем иную действительность, где нет ни времени, ни движения. Поэтому можно видеть только их поверхность. Остальное, скрытое где-то там, выражает истинные смысл и суть каждого материального предмета. Например, кофемолки.

Кофемолка представляет собой кусочек материи, в который вдохнули идею перемалывания.

Кофемолки мелют кофейные зерна и потому существуют. Но никто не знает, что кофемолка означает вообще. Может быть, кофемолка — это единичное проявление некоего тотального, фундаментального закона переменчивости, закона, без которого этот мир не мог бы обойтись или был бы совершенно другим. Может, кофемолки и есть те самые оси, вокруг которых все вертится и крутится, и они для мира значат больше, чем люди. А еще может быть, что вот эта Мисина кофемолка — опора того, что называется Правеком.

Время Приходского Ксендза

Поздняя весна была для Приходского Ксендза самой ненавистной порой года. Ближе к дню Святого Яна Черная бессовестно заливала его луга.

Ксендз был от природы вспыльчив и крайне ревниво относился ко всему, что касалось чувства его собственного достоинства, и когда он видел, как нечто столь мало конкретное и расплывчатое, столь неопределенное и бессмысленное, столь неуловимое и трусливое отнимает у него луга, его охватывал гнев.

Вместе с водой тотчас появлялись бесстыдные лягушки, голые и мерзкие, они непрерывно взбирались друг на друга и тупо копулировали. И издавали при этом паскудные звуки. Такой же голос, должно быть, и у дьявола: скрипучий, мокрый, хриплый от сладострастия, дрожащий от неудовлетворимого вожделения. Кроме лягушек на лугах появлялись водяные змеи, которые двигались столь отвратительным извивающимся способом, что Приходскому Ксендзу сразу делалось нехорошо. От одной мысли, что такое вот продолговатое осклизлое тело может коснуться его ботинка, Ксендза сотрясала дрожь омерзения, а желудок сжимался в спазмах. Образ змеи надолго потом западал в его память и опустошал его сны. В разливах появлялись также и рыбы, но к ним у Приходского Ксендза отношение было гораздо лучшим. Рыб можно было есть. Значит, это хорошие, божьи твари.

Река разливалась по лугам в течение самое большее трех коротких ночей. После своего вторжения она отдыхала и отражала в себе небо. Она отлеживалась так месяц. Под водой в течение этого месяца гнили дородные травы, а если лето было знойным, то над лугами витал запах гниения и разложения.

После Святого Яна Ксендз ежедневно приходил посмотреть, как черная речная вода заливает цветочки святой Малгожатки, колокольчики святого Роха, траву святой Клары. Иногда ему казалось, что невинные голубые и белые головки цветов, залитых по самую шею, зовут его на помощь. Он слышал их тоненькие голоски, похожие на звуки колокольчиков во время Воздвижения. Но ничего не мог для них сделать. Его лицо наливалось кровью, а ладони бессильно сжимались.

Он молился. Начинал со святого Яна, освящающего всякую воду. Но Приходскому Ксендзу в этой молитве часто казалось, что святой Ян не слушает его, что он больше занят равноденствием и кострами, которые разжигает молодежь, водкой, венками, бросаемыми на воду, ночным шелестом в кустах. Он был в некоторой претензии к святому Яну, который каждый год регулярно допускал, чтобы Черная заливала луга. Он был даже слегка обижен на святого Яна. И начал молиться самому Богу.

На следующий год после страшного паводка Бог молвил Приходскому Ксендзу: «Отгороди реку от лугов. Привези землю и построй защитный вал, который удержит реку в ее русле». Ксендз поблагодарил Господа и начал организовывать насыпку валов. В течение двух недель он гремел с амвона, что река уничтожает дары божьи, и призывал к солидарному противостоянию стихии следующим образом: с каждого двора один мужчина два дня в неделю будет сносить землю и насыпать вал. На Правек пали четверг и пятница, на Ешкотли — понедельник и вторник, на Котушув — среда и суббота.

В первый день, назначенный для Правека, на работу явилось только двое крестьян — Маляк и Херубин. Разгневанный Приходской Ксендз сел в свою бричку на рессорах и объехал все халупы в Правеке. Оказалось, что у Серафина сломан палец, молодого Флориана забирают в армию, у Хлипалов родился ребенок, у Святоша вылезла грыжа.

Так Ксендз ничего и не добился. Разочарованный, он вернулся домой.

Вечером во время молитвы он снова советовался с Богом. И Бог ответил: «Заплати им». Приходской Ксендз несколько смешался, получив такой ответ. Но поскольку Бог Приходского Ксендза бывал иногда очень похож на самого Приходского Ксендза, то тут же добавил: «Дай им самое большее десять грошей за рабочий день, иначе овчинка выделки не стоит. Все сено не потянет больше чем на пятнадцать злотых».

Так что Приходской Ксендз снова поехал на бричке в Правек и нанял нескольких рослых крестьян для насыпки вала. Он взял на работу Юзека Хлипалу, у которого родился сын, Серафина со сломанным пальцем и еще двоих батраков.

У них была только одна телега, так что работа продвигалась медленно. Ксендз беспокоился, что весенняя погода перечеркнет все планы. Он как мог поторапливал мужиков. Сам подворачивал сутану и, следя за безопасностью своих дорогих кожаных ботинок, бегал между мужиками, щупал мешки, охаживал кнутом лошадь.

На следующий день на работу пришел один только Серафин со сломанным пальцем. Разгневанный Ксендз снова объехал бричкой всю деревню, но оказалось, что работников или нет дома, или они лежат, сраженные болезнью.

Это был день, когда Приходской Ксендз возненавидел всех крестьян из Правека — ленивых, апатичных и жадных до денег. Он страстно оправдывался перед Богом за свое чувство, недостойное слуги божьего. Он снова просил у Бога совета. «Подними им ставку, — молвил ему Бог. — Дай им пятнадцать грошей за рабочий день, и хотя из-за этого ты не получишь никакой прибыли за сено в нынешнем году, зато возместишь потерю в следующем». Это был мудрый совет. Работа пошла.

Сначала телегами свозили песок из-за Горки, потом этот песок грузили в джутовые мешки и обкладывали ими реку, словно она была ранена. И только после этого засыпали все землей и сеяли на ней траву.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация