Мсье Чжо во второй раз поднял голову. Он был настолько поражен этой циничной откровенностью, что даже забыл обидеться. Впрочем, эти слова не были в полной мере адресованы ему. Непроизвольно возникал вопрос, не говорит ли Жозеф все это сам себе, просто чтобы высказать вслух то, что внезапно открыл, раз и навсегда решив для себя проблему всех и всяческих мсье Чжо.
— Я уже давно собирался вам это сказать, — добавил Жозеф.
— Вы очень жестоки, — сказал мсье Чжо. — Я бы ни за что не подумал…
Он лгал. Уже с неделю все ожидали этого взрыва.
— Никто не заставляет вас жениться, — сказала мать примирительно. — Мы вас просто предупредили.
Мсье Чжо проглотил и это. Его простодушие, вероятно, тронуло бы многих.
— К тому же, — сказал Жозеф, вдруг рассмеявшись, — то, что мы всё принимаем от вас — патефон, шампанское, — это ничего не меняет.
Мать бросила на мсье Чжо взгляд, где мелькнуло что-то похожее на жалость.
— Мы очень несчастные люди, — сказала она, как бы пытаясь оправдаться.
Мсье Чжо поднял наконец глаза на мать и счел, видимо, что несправедливость, которой его подвергают, требует объяснения.
— Я тоже никогда не был счастлив, — сказал он. — Меня всегда заставляли делать то, чего я не хотел. В последние две недели я хоть немного делал то, что мне хотелось, и вот…
Жозеф больше не обращал на него внимания.
— Перед уходом мне хочется потанцевать с тобой, — сказал он Сюзанне.
Он попросил папашу Барта поставить «Рамону». Они пошли танцевать. Жозеф ни слова не сказал Сюзанне о разговоре с мсье Чжо. Он говорил с ней о «Рамоне».
— Когда у меня будет хоть немного денег, я куплю новую пластинку с «Рамоной».
Мать смотрела из-за столика, как они танцуют. Мсье Чжо, сидя напротив, играл брильянтовым кольцом, снимая и надевая его.
— Он бывает иногда груб, — сказала мать, — но это не его вина, он ведь не получил никакого образования.
— Ей наплевать на меня, — тихо сказал мсье Чжо. — Она ни разу не возразила.
— Ну, вы так богаты…
— Это тут ни при чем, скорее наоборот.
Возможно, он был все-таки не такой дурак, как казалось.
— Я должен постоять за себя, — заявил он. Мать посмотрела на тех, с кем ему приходилось бороться. Они вальсировали под музыку «Рамоны». Это были красивые дети. Она все-таки вырастила красивых детей. Они радовались тому, что танцуют вместе. Мать нашла, что они похожи. У них были одинаковые плечи, ее плечи, одинаковый цвет лица, одинаковые волосы, чуть рыжеватые, тоже ее, и в глазах одинаковая счастливая дерзость. Сюзанна становилась все больше и больше похожей на Жозефа. Ей казалось, что дочь она знает лучше, чем сына.
— Она очень молода, — удрученно сказал мсье Чжо.
— Не так уж и молода, — сказала мать, улыбаясь. — Я на вашем месте женилась бы на ней.
Танец кончился. Жозеф даже не сел.
— Отваливаем, — сказал он.
С этого дня он вообще перестал разговаривать с мсье Чжо.
Они старались избегать друг друга. Но все они обращались теперь с мсье Чжо еще более бесцеремонно, чем раньше.
* * *
Все там же, в гостиной, и по-прежнему под бдительным надзором матери мсье Чжо обучал Сюзанну искусству красить ногти. Сюзанна сидела напротив него. На ней было красивое голубое шелковое платье, которое он подарил ей в числе прочего после патефона. На столе были расставлены три флакончика с лаком разного цвета, баночка крема и духи.
— Вы срезали кожицу, и мне теперь везде щиплет, — недовольно сказала Сюзанна.
Мсье Чжо не торопился заканчивать, стремясь как можно дольше продержать руку Сюзанны в своей. Он уже попробовал все три лака.
— Этот идет вам больше всего, — сказал он наконец, оценивая свою работу с видом знатока.
Сюзанна подняла руку, чтобы разглядеть получше. Лак, выбранный мсье Чжо, слегка отливал оранжевым, отчего ее кожа казалась более смуглой. У нее не было определенного мнения по этому поводу. Она протянула мсье Чжо другую руку для маникюра, и он, взяв ее, поцеловал ладонь.
— Надо поторопиться, — сказала Сюзанна, — если мы собираемся ехать в Рам. Ведь на этой руке ногти еще не покрашены.
В открытую дверь они видели Жозефа, который с помощью капрала пытался починить деревянный мостик на дорожке, ведущей к бунгало. Солнце палило нещадно. Время от времени Жозеф изрыгал проклятия явно в адрес мсье Чжо, но тот, уже приученный к подобному обращению, делал вид, будто не принимает их на свой счет.
— Все этот сукин сын, в гробу я его видал с его дерьмовым лимузином…
— Правда, — сказала Сюзанна, — это ведь вы расшатали мостик. Надо оставлять машину на дороге.
Покончив с руками, мсье Чжо покрасил ей ногти и на ногах. Он уже почти закончил. Она положила одну ногу на стол, чтобы высушить лак, а он накладывал на другую «последние мазки».
— Ну, хватит, — сказала Сюзанна, забыв, что как бы мсье Чжо того ни хотелось, но красить было больше нечего.
Мсье Чжо со вздохом отпустил ее ногу и откинулся на спинку кресла. Работа была закончена. Он слегка вспотел.
— А что, если нам потанцевать здесь, вместо того чтобы ехать в Рам? — спросил он. — Под новый патефон.
— Жозеф не любит, когда трогают патефон, — ответила Сюзанна. — И потом, мне надоело танцевать.
Мсье Чжо снова вздохнул и сделал умоляющее лицо.
— Я не виноват, что мне хочется вас обнимать…
Сюзанна с удовлетворением смотрела на свои руки и ноги.
— А мне не хочется, чтобы меня обнимали!
Мсье Чжо понурил голову.
— Как вы мучаете меня! — сказал мсье Чжо сокрушенно.
— Я пойду переодеваться, чтобы ехать в Рам. Посидите здесь.
Сюзанна вышла на веранду и крикнула:
— Жозеф, мы едем в Рам.
— Поедем, если я захочу, — закричала мать, — только если я захочу, понятно?
Сюзанна обернулась к мсье Чжо.
— Она только так говорит, на самом деле ей очень хочется.
Но ему была неинтересна эта перепалка. Он смотрел на ноги Сюзанны, которые просвечивали сквозь прозрачный шелковый подол платья.
— Вы опять совершенно голая под платьем, — сказал он, — а мне ничего не позволяете.
Впав в уныние, он закурил сигарету.
— Я не знаю, что еще сделать, чтобы вы полюбили меня, — продолжал он. — Думаю, если мы поженимся, я буду очень несчастен.
Вместо того чтобы идти одеваться, Сюзанна села напротив и посмотрела на него с любопытством. Но она почти сразу же отвлеклась, продолжая смотреть на него невидящими глазами, словно лицо его было прозрачным стеклом, за которым ей открывались головокружительные возможности богатства.
