В ту ночь я призналась Менату, что у меня в голове звучит странный голос и незнакомые слова. Он попросил повторить эти слова.
– Аф… йомен… эвибр… тах… – произнесла я, стараясь выговаривать их с той же интонацией и с теми же промежутками.
Он молча слушал, и по его лицу пробегали тени.
– Пе… йах…
Многоэтажный дом вдруг показался мне огромным океанским лайнером с бесчисленными светящимися в темноте окнами-иллюминаторами. Сказочно прекрасный корабль плыл к своей гибели. В его роскошных каютах спали респектабельные пассажиры. В ресторанах звучала музыка, лилось шампанское. Стюарды сновали по выстланным дорогими коврами коридорам первого класса.
А совсем рядом с капитанским мостиком лежала та, чей покой бесцеремонно потревожили. На Американский континент ее везли против воли. Один амбициозный толстосум купил ее, словно рабыню на невольничьем рынке, для собственных забав. Могла ли она снести такое оскорбление?
– Аф… йомен… эвибр…
Заклинания, которые ведут к смерти, прокладывают путь, с которого не свернешь. Луна услышала призыв, она так близко, что морские приливы заволновались и плавучие ледяные горы изменили свое движение.
Капитан корабля Эдвард Джон Смит не внемлет предупреждениям, которые посылают ему с других судов. Он торопится и не меняет курса, чтобы досадить конкурентам и заполучить «Голубую ленту» – приз за самое быстрое пересечение Атлантики. Его ум – в плену у тщеславия. Он готов рискнуть не только своей, но и чужими жизнями.
– Тах… пе… йах…
У впередсмотрящего нет бинокля! Он может рассчитывать лишь на остроту своего зрения. Новый первый помощник Генри Уайльд не получил от своего предшественника ключи от сейфа, где хранятся бинокли. Передавая полномочия, тот попросту забыл о ключах.
Ночь тиха и безлунна. Черные океанские воды сливаются с небом. Ветер уснул. Впередсмотрящий мог бы заметить ледяную глыбу по барашкам волн, но их нет. Да и самой глыбы как будто нет. Она перевернулась, выставив на поверхность темное брюхо.
– Аф… йомен…
Никто не в силах предотвратить неизбежное. Впередсмотрящий Фредерик Флит все же заметил льдину и сообщил на мостик. Бесполезно.
Команда «Право на борт!» не смогла исправить положение. Лайнер повернул в противоположную сторону. Рулевой запаниковал и допустил роковую ошибку. Страшный удар потряс судно, раздался скрежет рвущейся обшивки…
– Эвибр… тах…
У корабля не было ни единого шанса остаться на плаву. На случай, если пробоина окажется не смертельной, в угольном бункере разгорался пожар. А немецкая субмарина готовилась выпустить торпеду. А…
Словом, лайнер был обречен. Так или иначе, его ждала гибель. Пассажиры, которым удалось спастись, должны благодарить ту, что ушла на дно вместе со своим последним пристанищем. Она не желала им зла. Великолепный корабль стал ее гробницей. Она невольно забрала с собой много жизней. Это была жертва, принесенная людьми за цинизм и самоуверенность.
Зачем они разрушили место ее упокоения? Зачем выставили ее тело напоказ? Выложили его на витрину, словно кусок вяленого мяса? Они сами виноваты. Сами…
– Что с тобой? – спросил Менат. – Ты как будто в трансе.
Я очнулась и поняла, что мысленно перенеслась на сто лет назад, в момент крушения знаменитого «Титаника». Мне очень нравилась песня из кинофильма с одноименным названием. Она волновала меня больше, чем положено.
– Неужели я была там?
– Где? – не сообразил он.
– На «Титанике»…
– Ты шутишь, Уну? «Титаник» давно затонул.
– Я знаю. Но я была там, клянусь! Я помню, как…
Воспоминания захлестнули меня. Я говорила так долго, что охрипла. У меня кружилась голова и ныло под ложечкой.
– Вот откуда эти непонятные слова… эти звуки… Они означают… означают… Их нельзя повторять!
– Почему?
– Это заклинания, призывающие смерть.
– Не может быть! – изумился он. – Ты их вспомнила?
– Они сами вспомнились.
Менат сразу мне поверил. Он не крутил пальцем у виска, не смеялся надо мной, не называл меня чокнутой. Только спросил:
– Что ты делала на корабле?
– Сопровождала ее…
– Кого?
– Ее!.. Аменофис!.. Они везли ее в Америку, а она не хотела. Она устала… очень устала. Ее гробницу разрушили, и она решила, что ее заупокойным храмом станет железная громада лайнера. На морском дне ее никто не потревожит, и она наконец обретет вечность.
– Откуда тебе известны такие слова, обороты речи? – удивился он.
Я смущенно молчала. И правда, откуда? Книг я читала мало, а мой лексикон оставлял желать лучшего. Что я могла почерпнуть из пьяной болтовни окружающих, сдобренной матерной бранью и грубым жаргоном?
Я пожала плечами, боясь быть непонятой. У меня не было объяснений. Мой блуждающий взгляд остановился на подвеске, которую носил на шее Менат. Он стоял, облокотившись на перила лоджии, и подвеска показалась из-под расстегнутой рубашки. Это был ограненный в виде конуса белый прозрачный кристалл, который висел на цепочке.
– Горный хрусталь?
– Ты разбираешься в минералах, малышка?
– Просто пришло в голову.
– Светлая у тебя голова, – усмехнулся он. – Насчет хрусталя ты попала в точку. Это маятник, которым я пользуюсь. Такая дивная говорящая штуковина.
– Говорящая?
– Можно задавать маятнику вопросы и получать ответы. Любые. Этот кусочек хрусталя помог мне отыскать тебя. Я бы не поехал на край света без причины. Спросил у маятника, и он дал мне ориентир.
– Как?
– Я расстелил на столе большую подробную карту и начал проверять маятником каждый участок суши, – объяснял Менат. – Сантиметр за сантиметром. В районе вашего поселка хрусталь качнулся. Признаться, я не поверил своим глазам. Но маятник убедил меня, что я не ошибся. Он указал именно на ваш поселок. Я понятия не имел, кого искать. Маятник подсказал, что молодую девушку. Однако ни фамилии, ни имени он мне сообщить не мог.
Я кусала губы, пораженная.
– Значит…
– Да, Уну. Я приехал в поселок за тобой. Мне пришлось арендовать помещение и устроить «отбор» претенденток. Как иначе было собрать в одном месте юных жительниц вашего милого местечка? Из всех, кто пришел на кастинг, мне приглянулись двое. Я назвал их Хаса и Тахме.
– А я?
– Тебя я пожалел. Так я, по крайней мере, думал. Но оказалось, что мне следует больше доверять своей интуиции. Ум – большая проблема, когда дело касается по-настоящему важных вещей.
Я не спросила, какие вещи он считает важными. Хотя вопрос вертелся у меня на языке, я не решилась его задать. Боялась услышать то, что меня огорчит.
