Гости обсуждали непонятные мне вещи, говорили о политике, о курсе валют… еще о чем-то столь же пустом и скучном. Я жила ожиданием того, о чем лучше было не думать.
«Аф… йомен… эвибр… – звучало внутри меня. – Тах… пе… йах…»
Это были заклинания, призывающие силы небытия вмешаться в бытие и вызвать смерть. Я не записываю их полностью по понятной причине. Вряд ли кто-то сумеет ими воспользоваться, не будучи посвященным в культ Анубиса, но все же я перестрахуюсь. Искушение может быть таким сильным, что человек не устоит.
Мое искушение – это любовь. Она же – мое проклятие. Я иду по дороге смерти, потому что ее выбрал мой возлюбленный.
– Уну! – окликнул меня Менат, будто окатил ледяной водой. – Ты готова?
– Кто? – вздрогнула я.
Зазвучала музыка, и полился мягкий красивый голос. Так поют нежные восточные женщины. Я подняла голову и увидела в зале черноволосую артистку. Она была одета в блестящую юбку и укороченный лиф. Ее тонкий стан трепетал, бедра ритмично двигались.
– Почему она?
– Сосредоточься, – твердо произнес Менат. – Я дам тебе знак. Ты слышишь?
– Да…
Певица исполняла одну песню за другой. Кланялась… ей преподнесли корзину роз… потом кто-то передал музыкантам поднос с фруктами. Я этого не видела, только ощущала, словно кто-то вместо меня наблюдал за происходящим со стороны.
Менат поднял руку и снял с пальца перстень с черным камнем, похожим на зрачок. Это был условленный жест.
«Аф… йомен… эвибр…» Я перестала быть собой и превратилась в темный свет, бьющий из-под ресниц красавицы с жемчугом на шее. Этот свет ударил певицу в лицо, в грудь…
Я опомнилась, когда Менат увлекал меня прочь из зала, в прохладное фойе с журчащим фонтаном посередине.
– Получилось, – дрожа от восторга, шепнул он. – У нас получилось!.. Ты прелесть, Уну!.. Я обожаю тебя!.. Обожаю…
Он усадил меня на мягкий диван, а сам вернулся в зал. Не помню, сколько времени я сидела в фойе одна и приходила в себя. Надо мной склонился то ли швейцар, то ли официант… подал воды.
Я видела, как в ресторан вошли врачи «скорой помощи», и старалась не думать, что я натворила.
– Ты в порядке, дорогая? – взял меня за руку Менат, и я поняла, что он сел рядом, угрюмый и недовольный.
– Все хорошо? – выдавила я, хотя сами слова и их смысл прозвучали чудовищно.
– Есть одна проблемка…
– Ка… какая?
– Одна дамочка оказалась не в меру подозрительной. Но ты не волнуйся, я все улажу…
Москва
– Вот он, Красовский, – указал Лавров на представительного мужчину на снимке, присланном Катей. – Настоящий хищник. Зверь, для которого современный город – те же джунгли, где правит грубая сила. Не удивлюсь, если они с Плутоном пересекались в военном прошлом.
Глория внимательно пересмотрела все фотографии, сделанные в клубе «Фишка» в тот трагический вечер. Красовский – именно тот человек, которого она «видела» в зале клубного ресторана. Рослый, осанистый, с волнистыми черными волосами до плеч, с горящим взглядом.
– Девушка рядом с ним – его жена. Странный у них брак… платонический.
– В смысле?
– Сильные чувства, можно сказать, страсть… и никакой физиологии.
– Так не бывает! – ухмыльнулся сыщик.
– Вот пример, доказывающий обратное.
Роман придвинулся поближе к экрану и вгляделся в слегка смазанные черты лица красавицы в элегантном платье.
– На вид ей не дашь больше двадцати. А Красовскому явно за сорок. Он хорошо сохранился. Поддерживает форму.
– Ей восемнадцать, – обронила Глория. – На три года меньше, чем твоим подружкам.
Она намекала на Дину и Любу, которые мирно посапывали в спальне.
– Какие они мне подружки? – возмутился Лавров. – Шалавы!
– Тише, – одернула его Глория. – Если бы не одна из них, лежать бы тебе заваленным камнями в каком-нибудь подземном коридоре. Плутон бы тебя в живых не оставил. Коротка мужская память!
– Тебя не поймешь. То тебе нет дела до девчонок, то бросаешься их защищать.
– Женскую солидарность никто не отменял.
– Значит, ты им сочувствуешь?
– Не отвлекайся, – уклонилась от ответа Глория. – Лучше скажи, что ты думаешь о Красовских?
– А чего мне думать? Для этого есть ты.
Она укоризненно покачала головой.
– Наломал ты дров, Рома. Себя под удар поставил, Катю в неприятности втянул.
– Это еще кто кого втянул? – насупился Лавров.
– Девчонки из-за тебя пострадали.
– Они все равно добром бы не кончили. Пусть скажут спасибо, что Плутон их в подземелье запер, не то схлопотали бы по пуле в башку.
– Выходит, ты их дважды спас? Благодаря тебе они оказались запертыми, а потом ты их вызволил и спрятал. Только от Красовского долго не побегаешь. Он уже ищет тебя повсюду и скоро найдет. А после возьмется за танцовщиц канкана.
К концу фразы улыбка сползла с губ Глории, а в голосе прозвучала жесткость.
– Значит, убийца – Красовский?
– Без сомнений, – кивнула она. – Смерть Плутона на его совести. Теперь он явится за вами.
– Он не знает, что мы здесь, на Шаболовке.
– Боюсь, уже знает.
– Откуда?
Глория повела рукой перед снимком на экране и заявила, что Красовский пользуется так называемым «маятником». Он носит его на шее, под рубашкой.
– Что это? – удивился Роман.
– Отвес, который может приблизительно указать место, где скрывается человек, клад или вода, к примеру. Берешь указательным и большим пальцами руки за веревочку или цепочку… и удерживаешь маятник над картой. Задаешь вопрос, дожидаешься колебаний, и дело в шляпе.
– Каким образом подвешенный на шнурке груз может отвечать на вопросы?
– Отвечает не маятник. Он лишь промежуточное звено между информационным полем и человеком. Кто дает ответы, неведомо. Но при определенной сноровке их можно получить.
– По-твоему, отвес укажет Красовскому наш адрес?
Глория пожала плечами. Она никогда не пользовалась маятником и не знала, насколько хорошо владеет им Красовский.
– В любом случае он найдет по карте улицу… а дом и квартиру ему придется искать по ходу. Не знаю, как быстро он сориентируется.
Глория уже пыталась мысленно перенестись туда, где находится убийца, но наткнулась на плотную завесу тумана. Вокруг Красовского клубилось зло, и она отступила. Воздействовать на него так же, как она воздействовала на блондинку, невозможно. Он не поддается. Кроме того, ее направленное внимание может возбудить маятник, а это нежелательно.
