В погибшей Красовской было что-то общее с Глорией. Он не мог понять, что их объединяет. Может, таящаяся внутри неведомая жуть, которой нет названия?
– С тобой точно ничего не случилось? – спросила Катя, заметив его отчуждение.
– Ничего, – солгал он, продолжая думать о Глории…
В парадном консьержка огорошила их известием, что два человека – мужчина и женщина – выбросились с верхнего этажа и разбились насмерть. Ее наверняка позовут опознавать тела, а она ужасно боится покойников. Полицию вызвали, но когда-то они приедут? Наверняка под утро.
– Вы ничего не слышали? – осведомилась она. – Никакого шума? Никаких голосов?
От консьержки несло валерьянкой и цветочными духами. Катя замедлила было шаг, но Лавров увлек ее к выходу.
– Мы же ничего не слышали, – сказал он. – И ничего не видели.
– Да, – нервно кивнула она.
Площадка перед домом была освещена, и Катя крутила головой, ища то, о чем говорила консьержка. Лавров знал, что тела Красовских лежали с другой стороны дома, но промолчал. Там уже, вероятно, собираются зеваки. Удивительно, откуда они берутся посреди ночи?
Он прижал Катю к себе и поцеловал. Как иначе он мог переключить ее внимание? Она судорожно вздохнула и обмякла в его руках.
В машине она спросила:
– Ты, правда, ходил проверять сигнализацию?
– Ты мне не веришь?
– Верю, но…
– Подозреваешь, что я выбросил из окна тех несчастных?
Катя растерянно покачала головой.
– Раньше ты не выражал желания сходить в гости к моим друзьям. Чем тебя заинтересовал именно этот дом?
– Какой дом?
– Ты меня за дурочку принимаешь?
Она чуть не заплакала, но сдержалась и примирительно потерлась щекой об его плечо.
– Ты и есть дурочка, – улыбнулся он, смягчая грубость поцелуем. – Те двое не должны испортить нам встречу. Они не имеют к нам никакого отношения. Верно?
– Я боюсь за тебя! Вдруг оперативники будут ходить по квартирам и расспрашивать жильцов?..
– Пусть ходят.
– Аля может сболтнуть, что у нее были гости.
– Ну и что? – невозмутимо парировал Лавров, выруливая на шоссе.
Город жил своей ночной жизнью, светился огнями, дышал. Не все его обитатели спали и видели сны. Кто-то развлекался, кто-то занимался любовью, кто-то мучился ожиданием, кто-то умирал…
– Как, что? – не унималась Катя. – Тебя же могут…
– Не могут! – перебил он. – Я бывший опер, между прочим, и знаю всю эту кухню не понаслышке. Люди выбрасываются из окон потому, что хотят покончить с собой. Понимаешь? Типичный суицид. Большой город, большие деньги, большие проблемы…
Заключение
– Жена Красовского знала, что ее время истекает, – заявила Глория, прочитав дневник Уну. – Когда ты пил чай с Катей и ее приятельницей, она сидела в своей сумеречной гостиной и ждала конца. А когда ты поднимался в лифте к пентхаусу, она уже ощущала присутствие Анубиса. Именно поэтому она поверила в «ранение» Мената. Аменофис, о которой она упоминает, была египетской прорицательницей. Полагаю, Уну тоже обладала даром предвидения. Не могла не обладать.
– Ты хочешь сказать, она предвидела развязку?
– В общих чертах.
– Почему – Уну? – удивился Лавров. – Ее звали Инна Валерьевна Усова, пока она не стала Красовской. Это что, кличка, как у ее мужа-киллера?
– Уну – ее сакральное имя, – терпеливо объяснила Глория. – Подсказанное Красовскому маятником. Вероятно, так звали одну из «александрийских Горгон», молодых девушек, которые убивали своих жертв, не прикасаясь к ним.
– Хаса и Тахме – тоже сакральные имена?
– Думаю, да. Только в их случае форма не совпала с содержанием. Едва Красовский убедился в этом, сразу отправил девиц по назначению.
– По-моему, все гораздо проще, – отчего-то рассердился сыщик. – Ему приглянулась самая юная красотка, и он оставил ее себе… обучил убивать взглядом и…
Он щелкнул пальцами в воздухе и замолчал.
– Насколько я поняла из дневника, Дина и Люба сказали правду. Уну вовсе не отличалась красотой. Она была дурнушкой, которая вдруг расцвела и превратилась в прекрасную молодую женщину. Ее «уродство» заключалось не во внешности, а в угрозе смерти, которая исходила от нее. Люди это ощущали на уровне инстинкта и сторонились ее. И потом, как Менат мог научить Уну тому, чего сам не умел?
Глория сидела, удобно устроившись в кресле, и перелистывала тетрадку, исписанную мелким убористым почерком покойной жены Красовского.
Лавров, у которого от этого разговора разболелась голова, места себе не находил.
– Вот послушай: «Я вижу шакалоголовую тень Анубиса на стене, – прочитала она. – Он пришел за мной и Менатом. За нами обоими. Значит, нам осталось совсем немного. Анубис ждет, молчаливый и грозный. О! Я слышу его ледяное дыхание и слабый запах благовоний… Я чувствую приближение смерти. Она подкрадывается к двери, словно молчаливый охотник. Скоро она будет здесь, сладкая, как глоток перебродившего меда… Ее тихие объятия хорошо мне знакомы, и я не боюсь ее. Ведь звезды зажигаются только во мраке ночи!..»
– Романтичная особа эта Красовская, – усмехнулся сыщик. – И муж ей подстать. Сначала приставил мне ствол к голове, а потом сиганул вниз с крыши. Романтика, блин!
– Не кощунствуй.
– Ты знала, чем все закончится?
– Я догадывалась.
– Между прочим, эта прелестная Горгона чуть не убила меня своим жутким взглядом. А потом Красовский чуть не пристрелил.
– «Чуть» – не считается.
– У меня вон… седины прибавилось за ту ночь, – продолжал ворчать сыщик.
– Поэтому ты поехал развлекаться с Катей? Чтобы избавиться от стресса?
– А куда мне было ехать? К тебе?
– Ты правильно сделал, что выбрал Катю. Я – не успокоительная таблетка. Скорее, наоборот.
Лавров схватился за виски и застонал. Глория нарочно мучила его, дразнила и посмеивалась.
– Открывай шампанское, – буднично сказала она. – Отметим твое чудесное спасение.
Он откупорил бутылку и налил немного себе и ей. Вино было ледяное и кисловатое на вкус.
– Если бы Красовский застрелил меня, ты бы заплакала?
– Лучше скажи, что ты узнал насчет Дины и Любы? Их возьмут на работу?
– В кабаре «Клубничка со сливками». Там хорошо платят.
– Держу пари, «чертовки» скоро выйдут замуж, – развеселилась Глория. – Не по любви, зато с выгодой.
