– Слушай, – сказал я, – нам бы уже об отлете подумать. Меня в Кеннеди люди будут встречать. Ты где?
– Мне шесть долларов на рецепт не хватает. Я «куаалюды» покупаю.
– Где ты?
– Сразу на углу бульвара Санта-Моника и Западной, примерно в квартале. Аптека называется «Сова». Мимо никак не пройдешь.
Я положил трубку, залез в «фольксваген» и поехал за Тэмми. Остановился в квартале от угла бульвара Санта-Моника и Западной, вышел и огляделся. Аптеки не было.
Я снова забрался в «фольк» и поехал дальше, ища глазами ее красный «камаро». В конце концов я его увидел – пятью кварталами дальше. Я остановился и зашел в аптеку. Тэмми сидела в кресле. Дэнси подбежала и скорчила мне рожу.
– Мы не сможем взять с собой ребенка.
– Я знаю. Мы ее высадим у моей мамы.
– У твоей мамы? Это же три мили в другую сторону.
– Это по пути в аэропорт.
– Нет, это в другую сторону.
– У тебя шесть баксов есть? Я дал Тэмми шесть.
– Встретимся у тебя. Ты собралась?
– Да, я готова.
Я поехал обратно и стал ждать. Наконец я их услышал.
– Мама! – говорила Дэнси. – Я хочу «Динь-Дон»!
Они поднялись по лестнице. Я стал ждать, когда они спустятся. Они не спускались. Я поднялся. Вещи Тэмми сложила, но сама стояла на коленях перед чемоданом, то открывая, то закрывая ему «молнию».
– Слушай, – сказал я, – я отнесу остальные вещи в машину.
У нее было два больших бумажных пакета, набитых под завязку, и три платья на вешалках. И это – помимо чемодана.
Я снес пакеты и платья в «фольксваген». Когда вернулся, она чиркала «молнией» чемодана взад и вперед.
– Тэмми, поехали.
– Подожди минутку.
Она стояла на коленях, дергая зиппер взад-вперед, вверх и вниз. Внутрь не заглядывала. Просто дергала зиппер вверх и вниз.
– Мама, – сказала Дэнси, – яхочу «Динь-Дон».
– Пошли, Тэмми, поехали.
– А, ну ладно.
Я взял чемодан, и они вышли из дому следом за мной.
Я поехал за битым красным «камаро» к ее матери. Мы зашли. Тэмми встала перед маминым комодом и начала дергать ящики туда-сюда. Всякий раз, вытаскивая ящик, она засовывала в него руку и все внутри ворошила. Потом захлопывала и переходила к следующему. То же самое.
– Тэмми, самолет скоро взлетит.
– Да нет, у нас полно времени. Ненавижу болтаться по аэропортам.
– Что будешь делать с Дэнси?
– Я ее тут оставлю, пока мама с работы не вернется.
Дэнси испустила вой. Наконец-то она поняла и взвыла, и потекли слезы, а потом она вдруг перестала рыдать, сжала руки в кулачки и завопила:
– Я ХОЧУ «ДИНЬ-ДОН»!
– Слушай, Тэмми, я подожду в машине.
Я вышел и начал ждать. Ждал пять минут, потом снова зашел. Тэмми по-прежнему выдвигала и задвигала ящики.
– Прошу тебя, Тэмми, поехали!
– Хорошо.
Она повернулась к Дэнси:
– Слушай, сиди тут, пока бабушка не придет. Запри дверь и никого не впускай, кроме бабушки!
Дэнси снова взвыла. Потом завопила:
– Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
Тэмми вышла следом за мной, и мы сели в «фольксваген». Я запустил мотор. Тэмми открыла дверцу и пропала.
– МНЕ НАДО ИЗ МАШИНЫ КОЙ-ЧЕГО ВЗЯТЬ!
Тэмми подбежала к «камаро».
– Ох, черт, я ж ее заперла, а ключа нет! У тебя есть вешалка?
– Нет! – заорал я. – Нет у меня никакой вешалки!
– Щас приду!
Тэмми вновь заскочила в мамину квартиру. Открылась дверь. Дэнси выла и орала. Потом я услышал, как дверь захлопнулась, и Тэмми вернулась с вешалкой. Подошла к «камаро» и поддела дверцу.
Я подошел к ее машине. Тэмми забралась на заднее сиденье и теперь рылась в этом невообразимом хламе – в одежде, бумажных пакетах, картонных стаканчиках, газетах, пивных бутылках, пустых коробках, – что был там навален. Потом нашла – свою камеру, «полароид», который я подарил ей на день рождения.
Когда я ехал в аэропорт, погоняя «фольксваген» так, будто собирался выиграть заезд на 500, Тэмми наклонилась ко мне:
– Ты меня точно любишь, правда?
– Да.
– Когда прилетим в Нью-Йорк, я тебя так выебу, как тебя никогда не ебли!
– Серьезно?
– Да.
Она схватила меня за член и прижалась ко мне. Первая и единственная рыжая моя. Мне повезло…
59
Мы бежали по длинной рампе. Я тащил ее платья и бумажные пакеты.
У эскалатора Тэмми увидела страховой автомат.
– Прошу тебя, – сказал я, – у нас до взлета пять минут.
– Я хочу, чтобы Дэнси получила деньги.
– Ладно.
– У тебя двух четвертачков не найдется?
Я дал ей два четвертачка. Она засунула их в машину, и оттуда выскочила карточка.
– У тебя есть ручка?
Тэмми заполнила карточку – к карточке полагался еще и конверт. Тэмми вложила карточку в конверт. И попыталась засунуть его в щель автомата.
– Эта штука не влазит!
– Мы опоздаем на самолет.
Она все запихивала конверт в щель. Тот не проходил.
Она стояла и просто-таки вколачивала его в щель. Теперь конверт согнулся пополам, и все края у него измялись.
– Я сейчас озверею, – сказал я. – Я этого не вынесу.
Она пихнула его еще несколько раз. Конверт не влезал. Она взглянула на меня.
– Ладно, пойдем.
Мы поднялись на эскалаторе вместе с ее платьями и бумажными пакетами.
Нашли выход на посадку. Заняли два места ближе к хвосту. Пристегнулись.
– Вот видишь, – сказала она, – я же говорила, у нас куча времени.
Я посмотрел на часы. Самолет покатился…
60
Мы летели уже двадцать минут, когда она вытащила из сумочки зеркальце и начала краситься – главным образом глаза. Она трудилась над глазами крохотной кисточкой, сосредоточившись на ресницах. При этом очень широко распахивала глаза и открывала рот. Я наблюдал за нею, и у меня встал.
Ее рот был настолько полон, и кругл, и открыт – а она красила ресницы. Я заказал нам выпить.
Тэмми прервалась на выпивку, затем продолжила.
