Женщине рядом со мной было лет 26–27. Что-то ее поистаскало – рот и глаза выглядели усталыми, – но она держалась. Волосы темные и ухоженные. В юбчонке, ноги хорошие. Душа топазовая, видно по глазам. Я поставил ногу рядом с ее. Она не отодвинулась. Я опорожнил стакан.
– Купите мне выпить, – попросил я. Она кивнула бармену. Тот подошел.
– «Водку-семь» для джентльмена.
– Спасибо…
– Бабетта.
– Спасибо, Бабетта. Меня зовут Генри Чинаски, писатель-алкоголик.
– Никогда не слыхала.
– Аналогично.
– Я держу лавку рядом с пляжем. Безделушки и дрянь всякая, в основном – дрянь.
– Мы квиты. Я тоже пишу много дряни.
– Если вы такой плохой писатель, почему не бросите?
– Мне есть нужно, жить где-то и одеваться. Купите мне еще выпить.
Бабетта кивнула бармену, и я получил новый стакан.
Мы прижимались друг к другу ногами.
– Я – крыса, – сообщил я, – у меня запоры и не стоит.
– Насчет запоров – не знаю. Но то, что вы крыса – это точно, и у вас стоит.
– Как вам позвонить?
Бабетта полезла в сумочку за ручкой. И тут зашли Сесилия и Вэлери.
– О, – сказала Вэлери, – вот где эти мерзавцы. Я же тебе говорила. В ближайшем баре.
Бабетта соскользнула с табуретки и вышла наружу. Я видел ее сквозь жалюзи. Она уходила прочь по набережной, и у нее было тело. Гибкое, точно ива. Оно качнулось на ветру и пропало из виду.
82
Сесилия сидела и смотрела, как мы пьем. Я видел, что противен ей. Ем мясо. У меня нет бога. Мне нравится ебаться. Природа меня не интересует. Я никогда не голосовал. Люблю войны. От открытого космоса мне скучно. От бейсбола скучно. От истории скучно. От зоопарков тоже скучно.
– Хэнк, – сказала она, – я пройдусь немного.
– А что там?
– Я люблю смотреть, как люди в бассейне купаются. Мне нравится, когда им хорошо.
Сесилия встала и вышла.
Вэлери рассмеялась. Бобби рассмеялся.
– Ладно, значит, я ей в трусики не залезу.
– А тебе охота? – спросил Бобби.
– Тут оскорблен не столько мой позыв к сексу, сколько мое эго.
– И о возрасте не забудь, – сказал Бобби.
– Нет ничего хуже старой свиньи-шовиниста, – ответил я.
Дальше мы пили молча.
Через час или около того Сесилия вернулась.
– Хэнк, я хочу уехать.
– Куда?
– В аэропорт. Я хочу улететь в Сан-Франциско. У меня все вещи с собой.
– Я-то не против. Но нас сюда привезли Бобби и Вэлери на своей машине. Может, им пока не хочется уезжать.
– Мы отвезем ее в Л. А., – сказал Бобби.
Мы уплатили по счету, сели в машину, Бобби – за руль, Вэлери – с ним рядом, а мы с Сесилией – назад. Сесилия отстранилась от меня, прижавшись к дверце, как можно дальше.
Бобби включил магнитофон. Музыка волной обрушилась на заднее сиденье. Боб Дилан.
Вэлери протянула нам кропаль. Я дернул, попробовал передать его Сесилии. Та съежилась. Я вытянул руку и погладил ее по колену, сжал его. Она меня оттолкнула.
– Эй, парни, ну, как вы там, сзади? – спросил Бобби.
– Это любовь, – ответил я. Мы ехали час.
– Вот аэропорт, – сказал Бобби.
– У тебя еще два часа, – сказал я Сесилии. – Можем вернуться ко мне и подождать.
– Все в порядке, – ответила та. – Я хочу пойти сейчас.
– Да что ты будешь делать два часа в аэропорту? – спросил я.
– О, – сказала Сесилия, – я обожаю аэропорты!
Мы остановились перед терминалом. Я выпрыгнул, выгрузил ее багаж. Сесилия привстала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. Я не стал ее провожать.
83
Я согласился читать на севере. Днем перед чтениями я сидел в номере «Холидей-Инна» и пил пиво с Джо Вашингтоном, организатором, местным поэтом Дадли Барри и его дружком Полом. Дадли недавно вышел из чулана и объявил, что он гомик. Он нервничал, был жирен и амбициозен. И постоянно расхаживал взад-вперед.
– Ты хорошо читать будешь?
– Не знаю.
– На тебя сбегаются толпы народу. Господи, как тебе это удается? Они вокруг всего квартала в очередь выстроились.
– Любят кровопускания. Дадли схватил Пола за ягодицы.
– Я тебя вспорю и выпотрошу, малыш! А потом можешь вспороть меня!
Джо Вашингтон стоял у окна.
– Эй, гляди, вон Уильям Берроуз идет через дорогу. У него номер рядом с твоим. Он завтра вечером читает.
Я подошел к окну. И впрямь Берроуз. Я отвернулся и открыл новое пиво. Мы сидели на третьем этаже. Берроуз поднялся по лестнице, прошел мимо моего окна, открыл свою дверь и скрылся внутри.
– Хочешь с ним познакомиться? – спросил Джо.
– Нет.
– Я к нему зайду на минутку.
– Давай.
Дадли и Пол хватали друг друга за жопы. Дадли ржал, а Пол хихикал и заливался румянцем.
– А чего бы вам, ребята, наедине не разобраться?
– Какой же он хорошенький, а? – спросил Дадли. – Обожаю мальчишечек!
– Меня больше все-таки женский пол интересует.
– Ты просто лучшего не знаешь.
– Не твоя забота.
– Джек Митчелл бегает с трансвеститами. Он о них стихи пишет.
– Те хоть, по крайней мере, на баб похожи.
– А некоторые даже лучше. Я молча пил дальше.
Вернулся Джо Вашингтон.
– Я сказал Берроузу, что ты в соседнем номере. Я сказал: «Берроуз, Генри Чинаски – в соседнем номере». Он ответил: «Ах вот как?» Я спросил, не хочет ли он с тобой познакомиться. Он ответил: «Нет».
– Тут холодильники надо ставить, – сказал я. – Пиво, блядь, греется.
Я вышел поискать машину со льдом. Когда я проходил мимо номера Берроуза, тот сидел в кресле у окна. Взглянул на меня безразлично.
Я нашел машину и вернулся со льдом, сложил его в раковину и засунул туда пиво.
– Не стоит слишком надираться, – предостерег меня Джо. – Языком ворочать не сможешь.
– Да им надристать. Они одного хотят – распять меня.
– Пятьсот долларов за час работы? – спросил Дадли. – И ты называешь это распятием?
– Ага.
