– Ну ты и Христосик!
Дадли с Полом ушли, а мы с Джо отправились в местную кофейню поесть и выпить. Нашли столик. И тут же незнакомые люди стали придвигать к нам стулья. Все мужики. Вот же говно. Сидело там и несколько хорошеньких девчонок, но они только смотрели и улыбались – или же не смотрели и не улыбались. Я прикинул, что те, которые не улыбались, ненавидели меня из-за моего отношения к женщинам. Ну их на хуй.
Джек Митчелл там был и Майк Тафте, оба поэты. Ни тот, ни другой ничем себе на жизнь не зарабатывали, хотя поэзия им ничего не приносила. Они существовали силой воли и подаяниями. Митчелл, при всем при том, был хорошим поэтом, ему просто не везло. Он заслуживал лучшего. Потом зашел Бласт Гримли, певец. Бласт был вечно пьян. Я ни разу не видел его трезвым. За столиком сидела еще пара каких-то людей, я их не знал.
– Мистер Чинаски?
Милая малютка в коротком зеленом платьице.
– Да?
– Вы не подпишете мне книгу?
Ранняя книга стихов – стихов, что я написал, работая на почте, «Бегает по комнате и вокруг меня». Я расписался, накарябал рисунок и передал обратно.
– Ой, спасибо вам большое!
Она ушла. Все эти сволочи, сидевшие вокруг, погубили мне такой шанс к действию.
Вскоре на столе оказалось 4 или 5 кувшинов пива. Я заказал сэндвич. Мы пили 2 или 3 часа, затем я вернулся в номер. Дохлебал пиво из раковины и уснул.
О самих чтениях почти ничего не помню, но на следующий день я проснулся в постели один. Джо Вашингтон постучался ко мне около 11 утра.
– Эй, мужик, это было одно из лучших твоих чтений!
– Правда, что ли? Ты мне на уши не вешаешь?
– Не, самый сенокос. Вот чек.
– Спасибо, Джо.
– Ты уверен, что не хочешь встретиться с Берроузом?
– Уверен.
– Он сегодня вечером читает. Останешься послушать?
– Мне в Лос-Анджелес надо вернуться, Джо.
– А ты когда-нибудь слышал, как он читает?
– Джо, я хочу принять душ и свалить. Отвезешь меня в аэропорт?
– Конечно.
Когда мы уходили, Берроуз сидел в кресле у окна. Он и виду не подал, что заметил меня. Я бросил на него взгляд и прошел мимо. Чек был со мной. Не терпелось попасть на бега…
84
Я несколько месяцев переписывался с одной дамой из Сан-Франциско. Ее звали Лайза Уэстон, и она перебивалась уроками танцев, включая балет, у себя в студии. 32 года, один раз была замужем и все свои длинные письма безупречно печатала на розоватой бумаге. Писала она хорошо, разумно и почти без преувеличений. Письма ее мне очень нравились, и я всегда отвечал. Лайза держалась в стороне от литературы, в стороне от так называемых «великих вопросов». Она рассказывала мне обо всяких пустяковинах, но описывала их глубоко и с юмором. И вот написала, что собирается в Лос-Анджелес за танцевальными костюмами и не хотел бы я с ней встретиться? Я ответил: разумеется, хотел бы, она может остановиться у меня, но из-за нашей разницы в возрасте ей придется спать на тахте, а мне – на кровати. Я вам позвоню, когда прилечу, написала она в ответ.
Три или четыре дня спустя зазвонил телефон. Лайза.
– Я в городе, – сказала она.
– Вы в аэропорту? Я вас заберу.
– Я возьму такси.
– Дороговато.
– Так будет проще.
– Что вы пьете?
– Я много не пью. Поэтому – что хотите…
Я сел и стал ждать. Я всегда нервничаю в таких ситуациях. Когда они накатывают, мне уже почти и не хочется, чтоб они были. Лайза отмечала, что она хорошенькая, но фотографий я не видел. Однажды я уже был женат – пообещал жениться, не видев ее ни разу, по переписке. Та тоже писала внятные письма, но 2 с половиной года в браке оказались катастрофой. Обычно люди намного лучше в письмах, чем в реальности. В этом смысле они очень похожи на поэтов.
Я ходил по комнате. Затем услышал шаги по дорожке. Я подошел к жалюзи и выглянул в щелочку. Неплохо. Темные волосы, аккуратно одета – длинная юбка, закрывающая лодыжки. Она шла грациозно, высоко держа голову. Славный нос, обычный рот. Мне нравились женщины в платьях – напоминали о былых днях. Она несла небольшую сумку. Постучала. Я открыл.
– Заходите.
Лайза поставила сумку на пол.
– Садитесь.
На ней было очень немного краски. Хорошенькая. Прическа стильная и короткая.
Я передал ей «водку-7», себе сделал то же. Казалось, она спокойна. Лицо слегка тронуто страданьем – были, видать, в жизни один-два трудных периода. У меня тоже.
– Я завтра собираюсь за костюмами. В Лос-Анджелесе есть один магазин, очень необычный.
– Мне нравится это платье. Полностью закрытая женщина, по-моему, возбуждает. Конечно, фигуру не разглядишь, но догадаться можно.
– Вы такой, как я и думала. Совсем не боитесь.
– Спасибо.
– Но в себе не очень уверены.
– Это мой третий стакан.
– А что бывает после четвертого?
– Ничего особенного. Я его выпиваю и жду пятого.
Я вышел за газетой. Когда вернулся, Лайза поддернула длинную юбку чуть выше колен. Здорово. Прекрасные колени, хорошие ноги. День (на самом деле – ночь) прояснялся. Из ее писем я знал, что она приверженец здоровой пищи, как Сесилия. Только Лайза себя вела совсем не как Сесилия. Я сидел в другом углу тахты и украдкой поглядывал на Лайзины ноги. Я всегда был человеком ног.
– У вас красивые ноги, – сказал я.
– Вам нравятся?
Она поддернула юбку еще на дюйм. Просто безумие. Такие хорошие ноги возникают из-под массы ткани. Гораздо лучше, чем мини-юбки.
После очередного стакана я придвинулся к ней ближе.
– Вы бы приехали посмотреть мою танцевальную студию, – сказала она.
– Я не умею танцевать.
– Сумеете. Я вас научу.
– Бесплатно?
– Конечно. Хоть вы и большой, но на ногу легки. Я вижу по вашей походке, что вы смогли бы танцевать очень даже неплохо.
– По рукам. Я буду спать на вашей тахте.
– У меня хорошая квартира, но там есть только водяная постель.
– Ладно.
– Только вы разрешите мне для вас готовить. Вкусную еду.
– Нормально. – Я посмотрел на ее ноги. Затем поласкал одно колено. Поцеловал ее. Она ответила мне, как одинокая женщина.
– Выдумаете, я привлекательная? – спросила Лайза.
– Да, конечно. Но больше всего мне нравится ваш стиль. В вас есть некая щемящая нота.
