Мы поужинали во французском ресторане – американская еда там тоже была вполне и недорого. Ресторан постоянно бывал переполнен, поэтому у нас было время посидеть в баре. В тот вечер я назвался Ланселотом Лавджоем и даже был достаточно трезв, чтобы вспомнить имя, когда 45 минут спустя нас пригласили.
Мы заказали бутылку вина. Ужин решили ненадолго отложить. Нет лучшего способа выпивать, чем за маленьким столиком, над белой скатертью и с симпатичной женщиной.
– Ты ебешься, – сказала Лайза, – с энтузиазмом человека, ебущегося в первый раз, однако ебешься ты изобретательно.
– Можно записать это на манжетке?
– Конечно.
– Может, пригодится когда-нибудь.
– Только меня не используй – больше ни о чем не прошу. Я не хочу быть очередной твоей женщиной.
Я не ответил.
– Моя сестра тебя ненавидит, – сказала она. – Говорит, что ты меня просто используешь.
– Куда девался твой класс, Лайза? Ты заговорила, как все остальные.
К ужину мы так и не приступили. Когда вернулись домой, выпили еще. Мне она действительно очень нравилась. Я начал обзываться – слегка. Она, похоже, удивилась, глаза ее наполнились слезами. Убежала в ванную, просидела там минут 10, затем вышла.
– Моя сестра была права. Ты подонок!
– Пошли в постель, Лайза.
Мы приготовились спать. Залезли на кровать, и я ее оседлал. Без разминки было гораздо труднее, но я наконец его вставил. Начал работать. Я работал и работал. Опять жаркая ночь. Похоже на возобновляющийся дурной сон. Я начал потеть. Я горбатился и качал. Не хотело ни извергаться, ни отпускать. Я все качал и горбатился. В конце концов скатился с нее.
– Прости, малышка, перепил.
Лайза медленно соскользнула головой вниз мне по груди, по животу, вниз, добралась до него, начала лизать, и лизать, и лизать, затем взяла его в рот и стала обрабатывать…
Я полетел с Лайзой обратно в Сан-Франциско. У нее была квартира на вершине крутого холма. Там оказалось славно. Первым делом следовало посрать. Я зашел в ванную и сел. Повсюду зеленые лозы. Вот так горшок. Мне понравилось. Когда я вышел, Лайза усадила меня на какие-то здоровенные подушки, включила Моцарта и налила остуженного вина. Подошло время ужина, и Лайза стояла на кухне и готовила. То и дело мне подливала. Мне всегда больше нравилось самому гостить у женщин, а не когда они гостят у меня. От них всегда можно уйти.
Она позвала меня к столу. Салат, чай со льдом и куриное рагу. Довольно неплохо. Сам я – ужасный повар. Могу только жарить бифштексы, хотя хорошее говяжье рагу тоже делаю, особенно когда пьян. В рагу мне нравится рисковать. Я закидываю туда почти все, и мне иногда сходит с рук.
После ужина мы поехали на Пристань Рыболова. Лайза вела машину с большой опаской. Это меня нервировало. Она останавливалась у перекрестка и смотрела в обе стороны, проверяла движение. Даже если никто никуда не ехал, она все равно сидела. Я ждал.
– Лайза, черт, да поехали же!
Никого же нету. И лишь тогда она ехала. С людьми всегда так. Чем дольше их знаешь, тем заметнее их чудачества. Иногда чудачества забавные – в самом начале.
Мы прошлись по причалу, потом спустились на песок. Пляж тут не ахти.
Она рассказала, что у нее уже некоторое время нет друга. О чем говорят ее знакомые мужчины, что для них важно – это ж рехнуться можно, считала она.
– С женщинами точно так же, – сказал я ей. – Когда Ричарда Бёртона
[16]
спросили, что он ищет первым делом в женщине, он ответил: «Ей должно быть как минимум тридцать лет».
Стемнело, и мы вернулись к ней. Лайза вытащила вино, и мы уселись на подушки. Она открыла ставни, и мы рассматривали ночь. Потом стали целоваться. Потом пили. И еще немного целовались.
– Когда тебе на работу? – спросил я.
– А тебе хочется меня туда спровадить?
– Нет, но тебе ведь нужно жить.
– Ты же сам не работаешь.
– В каком-то смысле – работаю.
– То есть ты живешь, чтобы писать?
– Нет, просто существую. А потом, позже, пытаюсь вспомнить и что-то записать оттуда.
– Я веду танцевальную студию только три вечера в неделю.
– И сводишь концы с концами?
– Пока да.
Мы углубились в поцелуи. Она пила гораздо меньше, чем я. Мы перешли на водяную постель, разделись и приступили. Я раньше слыхал про еблю на водяном матрасе. Предполагалось, что это здорово. Я обнаружил, что это сложно. Вода содрогалась и колыхалась под нами, а когда я двигался вниз, вода словно раскачивалась из стороны в сторону. Вместо того чтобы приближать Лайзу ко мне, вода, казалось, отодвигала ее от меня. Может, тут нужна практика. Я исполнил свою дикарскую программу – хватал за волосы и засаживал так, словно это изнасилование. Ей нравилось, или она делала вид, тихонько и восхитительно вскрикивала. Я еще немного над ней поизмывался, затем у нее, по всей видимости, неожиданно случился оргазм – кричала она, во всяком случае, правильно. Это меня подхлестнуло, и я кончил как раз в конце ее конца.
Мы подчистились и вернулись к подушкам и вину. Лайза уснула, положив голову мне на колени. Я сидел еще с час. Потом вытянулся на спине, и мы так и проспали всю ночь на этих подушках.
На следующий день Лайза взяла меня с собой в танцевальную студию. Мы купили сэндвичей в забегаловке через дорогу, захватили их вместе с напитками в студию и там съели. Очень большая комната на третьем этаже. В ней ничего не было, кроме голого пола, кое-какой стереоаппаратуры, нескольких стульев, а высоко над головой через весь потолок тянулись какие-то веревки.
– Научить тебя танцевать? – спросила она.
– Да я как-то не в настроении, – ответил я.
Следующие дни и ночи были похожи. Не плохо, но и не клево. Я научился управляться на водяной постели чуточку лучше, но по-прежнему для ебли предпочитал нормальную кровать.
Я пожил у Лайзы еще 3 или 4 дня, потом улетел обратно в Л. А.
Мы продолжали писать друг другу письма.
Месяц спустя она снова объявилась в Лос-Анджелесе. На сей раз, когда она подходила к моей двери, на ней были брюки. Выглядела иначе, я не мог это объяснить, но – иначе. Мне совсем не понравилось рассиживать с нею, поэтому я возил ее на бега, на бокс, в кино – все, что делал с женщинами, которыми наслаждался, – но чего-то не хватало. Мы по-прежнему занимались сексом, но это больше не волновало, как раньше. Словно мы были женаты.
Через пять дней Лайза сидела на тахте, а я читал газету, и Лайза сказала:
