– Ara, a как насчет остальной меня? – И задрала платье на бедрах. Трусиков на ней не было.
Вэлери постучала. Я услышал, как Бобби отъехал. Я впустил ее в дом. Выглядела она прекрасно. Я налил два скотча с водой. Ни она, ни я ни о чем не говорили. Мы выпили, и я налил еще два. После этого сказал:
– Давай, поехали в бар.
Мы сели в мою машину. Бар «Агрегат для клея» находился прямо за углом. На той неделе, правда, мне там велели больше не наливать, но, когда мы вошли, никто даже не пикнул. Мы сели за столик и заказали выпить. По-прежнему не разговаривали. Я просто смотрел в эти безумные голубые глаза. Мы сидели рядом, и я ее поцеловал. Губы ее были прохладны и приоткрыты. Я поцеловал ее еще раз, и мы прижались друг к другу ногами. Славная у Бобби жена. Бобби ненормальный, что раздает ее налево и направо.
Мы решили поужинать. Заказали себе по бифштексу, пили и целовались, пока ждали. Барменша сказала:
– О, да вы влюблены! – и мы оба рассмеялись. Когда принесли бифштексы, Вэлери сказала:
– Я свой не хочу.
– Я свой тоже не хочу, – ответил я.
Мы пили еще часик, а потом решили вернуться ко мне. Подъезжая к передней лужайке, я увидел в проезде женщину. Лидия. В руке она держала конверт. Я вышел из машины с Вэлери, и Лидия посмотрела на нас.
– Кто это? – спросила Вэлери.
– Женщина, которую я люблю, – объяснил я.
– Кто эта сука? – завопила Лидия.
Вэлери повернулась и побежала по тротуару. Я слышал ее высокие каблучки по мостовой.
– Заходи давай, – сказал я Лидии. Она вошла в дом следом за мной.
– Я пришла сюда отдать тебе это письмо и, похоже, вовремя зашла. Кто это?
– Жена Бобби. Мы просто друзья.
– Ты ведь собирался ее выебать, правда?
– Но послушай, я же ей сказал, что люблю тебя.
– Ты ведь собирался ее выебать, правда?
– Но послушай, детка…
Вдруг она меня толкнула. Я стоял перед кофейным столиком, а тот стоял перед тахтой. Я рухнул спиной на столик, упал чуть ли не под тахту. Услышал, как хлопнула дверь. А когда поднимался, уже завелась машина. Лидия уехала.
Сукин сын, подумал я, то у тебя аж две бабы, а через минуту – уже ни одной.
10
Я удивился наутро, когда ко мне постучалась Эйприл. Эйприл – это та, что сидела на диете и была на вечеринке у Гарри Эскота, а потом слиняла с наспидованным маньяком. Было 11 утра. Эйприл вошла и села.
– Я всегда восхищалась вашей работой, – сказала она.
Я достал ей пива и взял себе.
– Бог – это крюк в небесах, – сказала она.
– Ладно, – сказал я.
Эйприл была тяжеловата, но не очень жирна. Большие бедра и крупная задница, а волосы свисали прямо вниз. Что-то уже в одних ее размерах – матерых, будто и обезьяна ей была бы под силу. Ее умственная отсталость привлекала, поскольку Эйприл не играла в игры. Она закинула одну ногу на другую, показав огромные белые ляжки.
– Я посеяла зернышки помидоров в подвале того дома, где живу, – сказала она.
– Я у тебя возьму, когда взойдут, – ответил я.
– У меня никогда не было водительских прав, – сказала Эйприл. – Моя мать живет в Нью-Джерси.
– А моя умерла, – ответил я, подошел и подсел к ней на тахту. Потом схватил и поцеловал. Пока я целовал Эйприл, она смотрела мне прямо в глаза. Я оторвался. – Давай ебаться, – сказал я.
– У меня инфекция, – ответила Эйприл.
– Чего?
– Вроде грибка. Ничего серьезного.
– А я могу заразиться?
– Выделения такие, типа молочка.
– А я могу заразиться?
– Вряд ли.
– Давай ебаться.
– Я не знаю, хочется ли мне ебаться.
– Хорошо будет. Пошли в спальню.
Эйприл зашла в спальню и начала снимать одежду. Я снял свою. Мы забрались под простыни. Я начал играть с ней и ее целовать. Потом оседлал. Очень странно. Будто пизда у нее поперек. Я знал, что я внутри, я чувствовал, что вроде должен быть внутри, но все время сползал куда-то вбок, влево. Я все горбатил и горбатил ее. Такой вот восторг. Я кончил и скатился.
Позже я отвез ее домой, и мы поднялись к ней в квартиру. Долго разговаривали, и ушел я, лишь записав номер квартиры и адрес. Проходя по вестибюлю, я узнал почтовые ящики этого дома. Я разносил сюда почту много раз, когда служил почтальоном. Я вышел к своей машине и уехал.
11
У Лидии было двое детей: Тонто, мальчик 8 лет, и Лиза, 5-летняя малышка, прервавшая нашу первую поебку. Мы сидели вместе за столом как-то вечером, ужинали. Между нами с Лидией все шло хорошо, и я оставался на ужин почти каждый вечер, потом спал с Лидией и уезжал часов в 11 на следующее утро, возвращался к себе проверить почту и писать. Дети спали в соседней комнате на водяной постели. Старый домишко – Лидия снимала его у бывшего японского борца, который теперь занялся недвижимостью. В Лидии он был очевидно заинтересован. Ну и ладно. Милый старый домишко.
– Тонто, – сказал я за едой, – ты знаешь, что когда твоя мама кричит по ночам, я ее не бью. Ты ведь знаешь, кому на самом деле плохо.
– Да, знаю.
– Ну так зашел бы да помог.
– Не-а. Я ее знаю.
– Слушай, Хэнк, – сказала Лидия, – не натравливай на меня детей.
– Он самая большая уродина в мире, – сказала Лиза.
Лиза мне нравилась. Когда-нибудь станет настоящей сексапилкой – и не просто так, а личностью.
После ужина мы с Лидией ушли в спальню и растянулись на кровати. Лидия торчала от угрей и прыщиков. У меня плохая кожа. Она придвинула лампу поближе к моему лицу и приступила. Мне нравилось. У меня от этого все зудело, а иногда вставал. Очень интимно. Иногда между выдавленными прыщами Лидия меня целовала. Сперва она всегда трудилась над моим лицом, а потом переходила к спине и груди.
– Ты меня любишь?
– Ага.
– У-у-у, посмотри, какой! Угорь с большим желтым хвостом.
– Славный, – сказал я.
Она лежала на мне во весь рост. Потом вдруг перестала давить и посмотрела на меня.
– Я тебя в могилу еще положу, ебарь ты жирный!
Я засмеялся. Лидия поцеловала меня.
– А я засуну тебя обратно в психушку, – сказал я.
– Перевернись. Давай спиной займусь.
Я перевернулся. Она выдавила у меня на загривке.
– У-у-у, вот хороший какой! Аж выстрелил! Мне в глаз попало!
