– А у тебя? – спросил я.
– Ты о чем?
– Не грузись.
15
Я опять был с похмелья, опять жара – всю неделю 100 градусов. Каждую ночь происходило пьянство, а с раннего утра и каждый день – Стон и невозможность всего.
Некоторые парни носили африканские шлемы от солнца и темные очки, а я – я был примерно одинаков, дождь ли, солнце: в драной одежде, а башмаки такие древние, что гвозди постоянно впивались мне в подошвы. В ботинки я подкладывал куски картона. Но помогало это лишь временно – скоро гвозди снова вгрызались мне в пятки.
Виски и пиво из меня просто вытекали, фонтанировали из подмышек, а я гнал себе дальше с этой тяжестью на спине, будто с крестом, вытягивал журналы, доставлял тысячи писем, шатаясь, приваренный к щеке солнца.
Какая-то тетка на меня заорала:
– ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА!
Я оглянулся. Она стояла в квартале от меня вниз по склону, а я уже и так отставал от графика.
– Послушайте, дама, положите это письмо на ящик сверху! Завтра заберем!
– НЕТ! НЕТ! Я ХОЧУ, ЧТОБ ВЫ ЕГО ЗАБРАЛИ СЕЙЧАС!
Она размахивала этой сранью до самых небес.
– Дама!
– ЗАБЕРИТЕ! ЭТО НЕ НАМ! О боже мой.
Я уронил мешок. Затем снял кепку и швырнул ее на траву. Кепка скатилась на мостовую. Я ее бросил и пошел к тетке. Полквартала.
Я подошел и выхватил эту дрянь у нее из рук, повернулся, пошел.
Реклама! Почтовое отправление третьего класса. Что-то насчет распродажи одежды за полцены.
Я подобрал с дороги кепку, натянул на голову. Взгромоздил мешок на хребет слева, зашагал опять. 100 градусов.
Проходил мимо одного дома, и за мной выскочила женщина.
– Почтальон! Почтальон! У вас для меня разве нет письма?
– Дама, если я не положил его вам в ящик, это значит, что почты для вас нет.
– Но я же знаю, что у вас для меня письмо!
– С чего вы взяли?
– Потому что мне позвонила сестра и сказала, что напишет.
– Дама, у меня нет для вас письма.
– Я знаю, что есть! Я знаю, что есть! Я знаю, что оно там!
Она потянулась к пачке писем у меня в руке.
– НЕ ТРОЖЬТЕ ПОЧТУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, ДАМА! ДЛЯ ВАС СЕГОДНЯ НИЧЕГО НЕТ!
Я повернулся и пошел.
На крыльце стояла еще одна тетка.
– Вы сегодня поздно.
– Да, мэм.
– А где обычный почтальон?
– Он умирает от рака.
– Умирает от рака? Гарольд умирает от рака?
– Ну да, – сказал я. Я вручил ей почту.
– СЧЕТА! СЧЕТА! СЧЕТА! – завопила она. – И ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ МНЕ МОЖЕТЕ ПРИНЕСТИ? ЭТИ СЧЕТА?
– Да, мэм, это все, что я могу вам принести.
Я повернулся и ушел.
Я же не виноват, что у них телефоны, и газ, и свет, и что все свои вещи они покупают в кредит. Однако если я приношу им счета, они на меня орут – как будто я просил их устанавливать себе телефон или заказывать на дом телик за 350 баксов без начального платежа.
Следующая остановка – небольшое двухэтажное строение, довольно новое, с 10 или 12 квартирами. Почтовый ящик с замком стоял спереди, под козырьком крыльца. Наконец-то, хоть чуточку тени. Вставляю в замок ключ, открываю.
– ПРИВЕТ, ДЯДЯ СЭМ! КАК ДЕЛА?
Это было громко. Я не ожидал услышать голос этого мужика из-за спины. Он просто заорал на меня, а с бодуна я нервный. Я аж подскочил от неожиданности. Это слишком. Я вытащил ключ из замка и обернулся. Кроме сетчатой двери, ничего не видно. Кто-то стоял там. Под кондиционером и невидимый.
– Черт бы вас побрал! – сказал я. – Не называйте меня Дядей Сэмом! Я вам не Дядя Сэм!
– О, так ты умник, э? За пару центов я б вышел и тебе по заднице надавал!
Я поднял сумку и грохнул ею об пол. Журналы и письма разлетелись. Придется весь отрезок перекладывать. Я сорвал с головы кепку и шваркнул о цемент.
– А НУ, ВЫХОДИ, СУКИН СЫН! ОХ, ГОСПОДИ ВСЕМОГУЩИЙ, А НУ ВЫХОДИ! ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, КОМУ ГОВОРЯТ!
Я был готов его прикончить.
Никто не вышел. Ни звука. Я посмотрел на сетчатую дверь. Ничего. Как будто квартира пуста. На какой-то миг я подумал зайти. Затем повернулся, опустился на колени и стал собирать письма и журналы. Та еще работка без сортировочного ящика. Через двадцать минут я все разложил. Засунул несколько писем в ящик, кинул журналы прямо на крыльцо, закрыл дверцу, повернулся и снова посмотрел на сетчатую дверь. По-прежнему ни звука.
Я заканчивал маршрут, ходил и думал: ну что ж, он позвонит и скажет Джонстону, что я ему угрожал. Когда вернусь, лучше подготовиться к худшему.
Я распахнул дверь: Стон сидел за столом, что-то читал.
Я стоял, глядя на него сверху вниз, ждал.
Стон глянул на меня, перевел взгляд на то, что читал.
Я стоял, дожидаясь, и дальше. Стон читал.
– Ну, – наконец вымолвил я, – что там с этим?
– Что там с чем? – Стон поднял голову.
– СО ЗВОНКОМ? ГОВОРИ, ЧТО ТАМ СО ЗВОНКОМ! НЕ СИДИ ПРОСТО ТАК!
– С каким звонком?
– Тебе что, насчет меня не звонили?
– Звонили? Что случилось? Ты что там делал? Что ты натворил?
– Ничего.
Я пошел и сдал свое барахло.
Парень не позвонил. Никакая не милость с его стороны. Он, вероятно, подумал, что, если позвонит, я вернусь.
По пути к ящику я прошел мимо Стона.
– Что ты там натворил, Чинаски?
– Ничего.
Мои действия так заморочили Стона, что он забыл мне сообщить, что я задержался на 30 минут, и не записал опоздание.
16
Как-то ранним утром я раскладывал почту рядом с Дэ-Гэ. Так его все и называли: Дэ-Гэ. На самом деле его звали Джордж Грин. Но уже очень много лет его звали просто Дэ-Гэ, и со временем он стал похож на Дэ-Гэ. Он работал почтальоном с двадцати лет, а сейчас ему было под семьдесят. Голоса у него уже не было. Он не разговаривал. Он кряхтел. Но даже когда он кряхтел, произносил он немного. Его и не любили, и не презирали. Он просто был. Все лицо его изрыли морщины: странные овраги и курганы непривлекательной плоти. Никакого света оно не излучало. Просто задубевший старикан, который делает свое дело: Дэ-Гэ. Глаза – как пустые комочки глины, оброненные в глазницы. Лучше всего о нем не думать и не смотреть на него.
Но Дэ-Гэ, со всем своим старшинством, работал на одном из самых легких маршрутов, на самом краешке богатого района. Вообще район можно было считать богатым. Дома хоть и старые, но большие, в основном – в два этажа. Широкие газоны стриглись и освежались садовниками-японцами. Там жили какие-то кинозвезды. Знаменитый карикатурист. Автор бестселлеров. Два бывших губернатора. Никто никогда с тобой не заговаривал. Ты никогда никого не видел. Единственное – в самом начале маршрута, где стояли дома подешевле, тебя доставали дети. В смысле, сам Дэ-Гэ был холостяком. И у него имелся такой свисток. В начале маршрута он становился, высокий и прямой, вытаскивал большой свисток и дул в него, а слюна летела во все стороны. Сообщал детям, что он пришел. Для детей он носил конфеты. И дети выбегали, и он раздавал им конфеты, идя по улице. Старый добрый Дэ-Гэ.
