Старания Ирины защитить организатора ужина выглядели бледными и бессмысленными. Она прошла к окну и принялась теребить кисточки на декоративных подхватах штор. Окно выходило вовсе не на пляж, а на стоянку у закусочной «Макдоналдс», в стороне виднелись переполненные мусорные баки. Атласная парча ласкала ладонь, немного смягчая впечатления от вечера. Одиноко можно чувствовать себя в любом месте, даже в отеле «Ройял Бат». Если бы Лоренс не выяснил на станции, что последний поезд в Лондон уходит в половине одиннадцатого вечера, она бы настояла на возвращении домой.
— Индустриализация, высокие темпы роста, — заговорила Ирина. — Ведь мы в Дорсете. Невозможно поверить, что мы в стране Томаса Харди. Пессимизм, трагедия, погруженность в раздумья.
— Не знаю, — пробурчал Лоренс. — Еще несколько подобных сегодняшнему матчей, и Рэмси Поблекший тоже станет всем не интересен.
Начинающийся конфликт, мало-помалу угасающий, зародился вовсе не из-за количества выпитого. Однако Ирина испытывала смутное чувство вины, хотя вовсе не считала свое поведение оскорбительным. Она была вежлива с человеком, пригласившим их на ужин, и лишь исполняла свои обязанности. В обществе она старалась быть милой со всеми, чтобы не казаться букой, одаривающей вниманием только своего спутника. Она старалась быть веселой, с удовольствием смеялась над шутками Рэмси, и это было вполне уместно и даже необходимо, учитывая сумму оплаченного им счета. Этим вечером не было место флирту, кокетству, нежным касаниям украдкой. Она вела себе пристойно, и ей нечего стыдиться.
Как бы то ни было, но, даже соблюдая все правила этикета, можно нарушить целый ряд неписаных законов, и сделать это так тонко, что никто не сможет ни в чем вас обвинить. В некотором смысле это хуже откровенной грубости. Лоренсу нечего ей предъявить, все его попытки будут выглядеть придирками обидчивого параноика. Он не сможет выдвинуть разумные претензии к светящимся глазам или к тому, что слишком восторженный смех не соответствовал примитивности остроты. У него не хватит мужества судить ее за излишнюю веселость, поскольку она и на него смотрела с улыбкой и ни разу не перебила, несмотря на то что его рассуждения, несомненно, утомили ее. Что же касается непривычно дерзкого наряда, при желании Лоренс Трейнер всегда мог задать интересующий его вопрос, например: «Ты действительно оделась так для меня?»
— Тебе понравился торт? — спросил Лоренс, не отрываясь от повтора матча Рэмси на Би-би-си.
— Вкусный, — ответила Ирина, по-прежнему глядя в окно. Рэмси заказал для всех большой кусок торта с малиновым сиропом и кремом. Лоренс не прикоснулся к нему, как и к вину, поэтому им пришлось есть его вдвоем из общего блюда. Что плохого в том, что друзья разделили десерт на двоих? Ничего, правда? Совершенно ничего? — Тебе надо было тоже попробовать.
— Я был сыт, — вскипел Лоренс. — Кстати, ты обычно не заказываешь десерт.
— Я его и не заказывала.
— Да, — резко бросил он, — не заказывала. Следует воспитывать в себе дисциплинированность и отказываться от искушения попробовать то, что тебе не предназначалось.
Приблизившись к тому, что можно считать главным, Лоренс вновь отвернулся к экрану.
— В записи вторая партия выглядит еще более убого. Рэмси буквально громил О’Салливана в первом раунде, и вдруг — бам! — провал. Порой я совсем не понимаю этих спортсменов.
— Все ты понимаешь. Они тоже люди, а не роботы. Они стараются. Вот почему больше всего для игры подходят такие люди, как Стивен Хендри, — без ненужных сложностей, простые и незамысловатые. В их отрешенности есть что-то механическое. По-настоящему хороший результат в снукере, а возможно, и в любом виде спорта можно показать, лишь победив в себе человеческие качества. Мне даже понравилось, когда Рэмси взорвался. Когда все очень хорошо, становится неприятно. Это ненормально.
Лоренс смотрел на нее с любопытством. Проявление внимания к вопросу, который ранее интересовал ее так мало, казалось ему шагом к предательству.
Номер не предоставлял необходимого арсенала для переключения внимания — газеты, которые можно полистать, абажур, с которого можно стереть пыль. Найдя единственный вариант, Ирина потянулась за расческой в сумочке, стоявшей у ноги Лоренса.
— От тебя воняет, — проворчал он.
Она не была готова к такому разговору.
— Я выкурила всего одну сигарету. Одну. Знаешь, Лоренс, — она распустила волосы, — это становится вопросом морали. Словно мы вернулись в те времена, когда курящая женщина считалась безнравственной. Всеобщее неодобрение не имеет отношения к раку легких.
— Мне неприятно целовать тебя, словно прикасаешься губами к перепачканной золой решетке от мангала.
А разве ты меня целуешь? Ирина вовремя прикусила язык и отвернулась к зеркалу. Лоренс прав, волосы взъерошены, но он не понял, что это сделано намеренно и предполагалось, что будет выглядеть стильно.
— Кстати, о запахе изо рта. Куда ты положила наши зубные щетки?
— Боже мой! — воскликнула она. — Я их забыла.
— Я же просил тебя собрать вещи! Я так и думал, что ты все забудешь. Неужели ты не собрала сумку?
— Ну, нам много не нужно…
— Еще один повод не забыть о том немногом, что нам нужно!
— Я собиралась в спешке.
— У тебя было достаточно времени на сборы.
— Я работала, — произнесла она и закончила на протяжной ноте, словно неправда застряла, как клавиша рояля. Она не работала, а два часа потратила на выбор одежды.
— Я хотел бы иметь чистую рубашку. — Лоренс понюхал рукава и поморщился. — Рэмси лучше подготовился к поездке. Вот скажи, как я завтра поеду домой в этом?
— И что?
— И ты будешь выглядеть так, словно спала не раздеваясь. Или, например, случайно кого-то встретила и всю ночь занималась сумасшедшим сексом.
— Это вряд ли, — пробормотала Ирина.
— Как тебя понимать?
Она едва не бросила в ответ равнодушное «Не важно», но заставила себя произнести:
— Мне кажется, ты не в самом подходящем настроении.
— Ненавижу ложиться в постель не почистив зубы.
— Спущусь вниз, спрошу, не продают ли они наборы туалетных принадлежностей.
— Уже поздно. — Лоренс был в бешенстве. — За стойкой никого нет. Как ты могла не собрать сумку с вещами?!
Лоренс встал с кровати и прошелся по комнате сначала в одну сторону, потом в другую, было ясно, что нечто весьма значительное расстраивает его больше, чем необходимость нарушить утренний и вечерний ритуал.
— Дай пройти, — нетерпеливо сказал он. — Мне надо отлить. — Похоже, он с радостью ухватился за возможность отлучиться по нужде.
Освобождая ему путь, Ирина неожиданно обнаружила, что, подобно качелям, настроение меняет курс, веселье уступает место раздражению. Она сделала так, как он хотел, — отправилась в Борнмут на матч по снукеру и приложила все силы, чтобы поездка вышла приятной, а он устраивает скандал на пустом месте, и все из-за каких-то официантов, которые не смогли уйти с работы вовремя. Она не сделала ничего плохого и не заслужила нотации по поводу забытых зубных щеток и чистой рубашки.
