Чтобы заснуть наверняка, она купила две литровые бутылки пива в баре на Сент-Чарльз авеню и поднялась к себе. Она открыла дверь, поставила пиво, но, пробыв в комнате минуты две, снова разнервничалась. Тогда она взяла бутылки и пошла по коридору к деревянной галерее, которая вела в комнату Филомены.
На галерее было совершенно темно, так темно, что даже нельзя было различить контуры соседних домов, заслонявших небо. Осторожно ступая и держась за шаткие столбики перил, она двигалась к свету, который пробивался из-под двери Филомены. Внизу, в черноте двора, вторя друг другу, орали кошки; их вопли всегда напоминали Джеральдине крик младенцев. Скоро рассветет, наверно,— они всегда начинают перед рассветом.
— Филомена, где ты там?
Она услышала, как Филомена отодвигает комод, которым на ночь припирала дверь. Наконец дверь открылась, Филомена стояла в проеме, вглядываясь в темноту сквозь призрачные стекла очков.
— Джеральдина?
— Да. Я тут пива принесла, хочешь?
— Угу.— Филомена вынула из раковины открывалку, сковырнула крышку и стала пить, слизывая пену с беленьких усиков.— А куда девался твой приятель?
— Не знаю,— сказала Джеральдина.— Со вчерашнего утра не видела,
— Ну? А он не сказал, куда собирается?
— Он пошел наниматься на радиостанцию. Уже сутки прошли, а его все нет.
— Такой может работать на радио. Я как-то ночью остановилась у твоей двери, послушала его. Хорошо язык подвешен.
— Да,— сказала Джеральдина,— говорит он здорово. — А у него что, были твои деньги?
— Да нет,— сказала Джеральдина,— нет, по-моему. Да хоть бы и были...
Филомена поднесла свою бутылку к свету и поболтала, с удовлетворением разглядывая пену.
— Он, наверно, вернется, если сможет,— сказала она Джеральдине.— Я как увидела его, сразу почувствовала — вот подходящий парень для Джеральдины. Но потом мне показалось, как будто у него что-то наклевывалось в тот день, но сорвалось.
— Послушай-ка...— сказала Джеральдина.
— Знаешь, как странно бывает,— продолжала Филомена, передавая ей бутылку,— ты, может, сболтнула что-нибудь и разозлила его, а сама даже не заметила. У меня всегда так выходит с мужчинами. Бывало, уйдет — и все.
— Не знаю,— сказала Джеральдина.— Не знаю. Не думала я, что он так уйдет. Не знаю, что я думала.
— А, черт,— тихо сказала Филомена.
Джеральдина допила пиво и отодвинула от двери комод; уже рассвело, небо было затянуто тяжелыми серыми тучами. Голуби трепыхались и кружили в вихрях пронзительно-холодного ветра, вырывавшегося из проулков. Через вентиляционное отверстие Джеральдина увидела грузовики с металлическими кузовами, выстроившиеся у складов на причале, а за ними — быструю коричневую реку, тускло позолоченную там и сям бледными отражениями неба. На улицах уже шумели потоки машин; куранты на башнях восточной части города зазвонили «Скалу веков».
— Слышишь? — сказала Филомена.— Опять пошло-поехало. Выйду, что ли, прогуляюсь.
Джеральдина вернулась в свою комнату, еще раз посмотрела на вещи Рейнхарта в стенном шкафу и легла в постель.
Разбудил ее звук, на линолеум падал сноп света, которого не было, когда она ложилась. Повернув голову на подушке, она увидела, что фрамуга открыта,— ее разбудил скрип двери. Она приподнялась на локте и увидела на фоне жалюзи силуэт мужчины — пока она садилась, он пересек комнату.
— Рейнхарт? — сказала она.— Кто? Кто это?
Она спустила ноги на пол и прижала руку к горлу, собираясь броситься к двери.
Мужчина дышал тяжело; послышался свистящий вздох, и загробный голос сипло пропел:
— «Они — дети ночи...»
Джеральдина крадучись скользнула вдоль кровати и протянула руку к висевшему на стуле плащу.
— «Они — дети ночи...— повторил голос.— Неземные их голоса».
Она сорвала дождевик, бросилась к двери, распахнула ее и замерла на пороге, загородившись плащом. Створка жалюзи откинулась, и серый свет упал на Рейнхарта, который садился на стул у окна. Он
милостиво посмотрел на Джеральдину.
— Останься.
Джеральдина вернулась в комнату, швырнула на пол скомканный плащ и захлопнула дверь.
— Ты,— сказала она.— Охломон безмозглый.
— Почему безмозглый? — спросил Рейнхарт.— И по какой причине охломон?
— Иди ты к черту, дружок,— сказала Джеральдина, возвращаясь к кровати.— Понял? Забирай свой дурацкий утюг и отправляйся.
Рейнхарт толчком распахнул вторую створку и, высунувшись из окна, хмуро оглядел двор.
— Мне пришлось задержаться. Извини.
— Да задерживайся хоть на всю жизнь. Мне плевать, где ты проводишь время, я только не хочу, чтобы тут орали и ломали дверь, когда я стараюсь заснуть.— Она залезла под одеяло и укрылась до глаз.— Где тебя носило?
— Меня носило под землей, туда и сюда,— сказал Рейнхарт,— и мотало по ней взад и вперед.— Он подошел к кровати и, вытащив из брючных карманов несколько скомканных долларовых бумажек, уронил их на Джеральдину.
Джеральдина повернула голову и посмотрела на них.
— Какая красота,— сказала она.— Тут, наверно, семь, а то и восемь долларов. В жизни не видела таких денег.
— Если бы ты видела, сколько денег было у меня в кармане сегодня утром,— сказал Рейнхарт, садясь на кровать,— или какое это было утро, ты бы обомлела. Меня взяли на работу.
— Неужели? — Джеральдина посмотрела на него безучастно.
— Взяли.— Он лег рядом с ней на покрывало; она не подвинулась. Он выдернул из-под ее головы край подушки.— Меня взяла БСША — голос Всемогущего Господа в этой глухомани. Я должен призывать правоверных к молитве. Когда я уходил, дядя положил мне в руку сто долларов.
— Не понимаю, на что ты умудрился истратить сто долларов за одну ночь.
— Чем дальше, тем труднее произвести на тебя впечатление. У меня будет еще сто долларов. Через неделю.
— Тебе дают сто долларов в неделю?
— Каждый понедельник вечером.
— Слишком много,— салясь, сказала Джеральдина.— Не то что денег слишком много, а просто... платят слишком много.
— Да,— сказал Рейнхарт. Он повернулся, дохнув ей в лицо перегаром, толкнул плечом на подушку.— Куча денег.— Он зевнул и поцеловал ее в висок.
— Подожди минутку,— сказала Джеральдина отодвигаясь.— У нас сегодня разная смена.— Она села и улыбнулась ему.— Кем ты там будешь? Диктором?
— Ну да. И музыку буду передавать.
— Какую музыку? — спросила она, придерживая его руку.— Классическую?
— Боже упаси.— Он повернулся и расслабил узел галстука.— Песни и танцы. Рок-н-ролл.
