— Как же вы получаете по ним деньги, если она их не подписывает?
— Да помилуйте! — сказал мистер Клото.— Он сам их подписывает. И получает по ним деньги. Он чудесно перевоплощается в женщину — прелестную, как картинка.
— Сука,— сказал Голливуд-Рейни, обращаясь к Клото.— Ты у меня дождешься, сволочь.
Морган Рейни сел на кровать и обмахнулся клеенчатой шляпой.
— Я запомню то, что ты сказал, Голливуд,— заметил Лестер Клото.
— Это вранье, мистер,— сказал Голливуд, обращаясь к Рейни.— То есть я могу все объяснить.
Несколько секунд они выжидающе молчали.
— Сука жирная! — сказал Голливуд.
— Ну,— сказал Морган Рейни,— вы поставили себя в скверное положение. И я не вижу никакого выхода.
— Моей сестре деньги не нужны,— сказал Голливуд горько.— У нее есть мужчины.
— И у тебя тоже,— сказал Клото.
— Если ты хотел, чтобы я убрался отсюда, Клото, то мог бы прямо так и сказать, а не плести про меня черт знает что.
— - У тебя слишком уж много всяких проблем для твоих лет. Мне надоело про них слушать. И я решил, что будет лучше, если ими займется доброжелательный профессионал.
— Мне придется сообщить об этом,— сказал Рейни.— Ведь это очень серьезное дело.
Голливуд-Рейни подергал складку своего кимоно.
— Моей сестре все равно. Она ни в чем не нуждается. Такое положение вещей всех устраивало.
— Вы подписываете чеки? — спросил Рейни, потирая лоб.— А потом получаете по ним деньги, переодевшись женщиной?
Голливуд пожал плечами.
— Тот, кто оплачивает чек, знает, что чек настоящий,— объяснил Клото.— Он не затрудняет себя разглядыванием людей. Он наживает десять центов на долларе.
— Меня разглядывают,— сказал Голливуд.— Только без подозрения.
— Вы всегда носите женскую одежду? — спросил Рейни. Голливуд-Рейни посмотрел на него и ничего не ответил.
— Сколько вам лет?
— Двадцать пять.
— Вам не дашь двадцати пяти.
— Благодарю вас,— сказал Голливуд-Рейни. Он следил за Морганом уголком глаза с еле заметной усмешкой.
— У вас есть семья?
Жена,— сказал Голливуд с неприятной улыбкой.— И восьмилетний сын. Они живут в деревне.
Морган посмотрел на него с удивлением.
— Но...— Он не продолжил вопроса.— Зачем вы перебрались в город?
— Ради свободы,— сказал Голливуд-Рейни.— Здесь больше свободы.
— А откуда вы родом?
— Пасс-Руайом,— сказал Голливуд-Рейни.
Морган уставился на него и не отводил взгляда так долго, что он смутился, заерзал на стуле, нетерпеливо передернул плечами, ослепительно улыбнулся мимолетной фальшивой улыбкой и принялся грызть ногти.
— Я... э...— начал Морган Рейни.— Я тоже оттуда... из Пасс-Руайома.
Морган и Голливуд-Рейни смотрели на противоположные стены комнаты. Голливуд обкусывал ногти. Наконец Морган встал и быстро пошел к двери.
— Извините,— сказал он.— Я не знал... об этом. Мистер Клото, улыбаясь, вышел вслед за ним.
Уже в коридоре они услышали за дверью стон и звон разбитой посуды.
— Голливуд, лучше не бей ничего! — крикнул мистер Клото.
В следующей комнате они смотрели, как слепой старик нежно поглаживает ржавую подзорную трубу.
— Он это про реку под рекой,— говорил старик.— Под этой рекой сундук с драгоценностями. Какой грузовик там ни остановится, так знает, что там сундук. Помните, был оркестр из девушек. Одни девушки — играть на скрипке, на тромбоне и всякое такое.
Он был невысокого роста, очень худой и совершенно лысый; на светло-коричневой коже пестрели веснушки. Ослеп он от глаукомы. Разговаривая, он взмахивал подзорной трубой, а иногда умолкал и приставлял ее к глазу. Окуляр и объектив заросли слоем ржавчины.
Морган Рейни встал со складного стула, на котором сидел.
— Довольно,— сказал он негромко.— Довольно.
— Потом доскажешь, Бивер,— сказал мистер Клото старику.— Мы зайдем как-нибудь еще.
— В следующий раз сдаю я, Льюис,— сказал Бивер.— Он не разберет, фабрика это или не фабрика.
— Мне жаль, что я не могу сообщить вам данных мистера Бивера,— сказал Клото, когда они вышли в вестибюль.— Но я знаю, они есть в моих книгах. Я их приготовлю к тому времени, когда мы в следующий раз будем иметь удовольствие вас видеть.
— Да-да,— сказал Рейни.
— Ах! — задумчиво вздохнул Клото.— Я присматриваю за ними всеми. Может быть, больше до них никому нет дела, но я за ними присматриваю.
— Пожалуй, на сегодня я кончу,— сказал Рейни.
Они спустились на первый этаж и прошли через кухню в кафе.
За столиком у стены перед бутылкой виски сидел молодой негр. На нем были темные очки в круглой оправе и белая соломенная шляпа, сдвинутая на брови так, что поля касались очков. Время от времени он отпивал виски, опускал подбородок на руки и мычал какой-то мотив.
Когда мистер Клото проходил мимо него, молодой человек приветственно поднял свой стакан.
— «Если вас спросят, кто я такой,— пропел он мистеру Клото,— скажите, что я господне дитя».
— Добрый день, Рузвельт,— весело сказал мистер Клото.— Вы что же, на сегодня лишаете прямодушную цветную прессу своих услуг?
— Прямодушная цветная пресса дает мне по средам выходной, дядюшка,— сказал молодой человек.— Я общаюсь со своей душой.
Морган Рейни, подойдя, рассеянно остановился рядом с Клото; молодой человек повернулся вместе со стулом.
— Мистер Рейни, позвольте представить вам Рузвельта Берри из «Дельта эдванс»», бесстрашной цветной газеты. Рузвельт, это мистер Рейни.— Чуть понизив голос, мистер Клото добавил: — Говоря между нами, мистер Рейни принадлежит к тем наделенным чувством ответственности молодым белым, которые готовы ради негритянского народа пойти в огонь и в воду.
— Я в восторге,— сказал Берри.
— Послушай, Рузвельт, когда ты снова порадуешь нас бородкой? Последняя тебе очень шла.
— Я теперь ношу ее в кармане,— сказал Рузвельт Берри.
— Своей последней бородки Рузвельт лишился очень забавным образом,— сообщил мистер Клото, повернувшись к Рейни.— У него была миленькая подружка в соседнем штате, и он постоянно к ней ездил. Как-то ночью он столкнулся с помощником шерифа, и этот служитель закона и его друзья сбрили бородку Рузвельта охотничьим ножом.
— Но вы думаете, я рассердился? — сказал Берри.— Я не рассердился. Да и эта лохматая мочалка мне ни к чему. В наши дни злобы хватает, но я ею не заражаюсь. Другие, вернувшись домой, стали бы думать о том, как бы отобрать ножик у этой сволочи и ободрать его свиное рыло. Но только не я.