Все закивали.
Подбородок Рейни дернулся к плечу. Он подошел к стулу и остановился, вцепившись крупными пальцами в виниловую спинку.
— Ну,— сказал Рейнхарт,— не ограничивайтесь этим. Вы же глас христианина, свидетельствующий в этой трясине уныния.
— Вы злой дурак,— сказал Рейни.— Это так дешево... от всего отмахиваться... эти сарказмы... Так дешево.
— Дешево?—сказал Рейнхарт.— Во всяком случае, я лучше вас.
Вы нытик. У вас лицо нытика. Разрешите кое-что вам сказать, нытик. Я не дурак, как может без труда увидеть любой дурак. И я даже не злой... Я просто алкоголик.
— Очень жаль,— сказал Рейни,— но алкоголиков много. Я хочу сказать: очень жаль, что вы алкоголик, однако ценность жизни всех остальных людей не изменилась от того, что вы стали алкоголиком.
— А что вы знаете о ценности чьей бы то ни было жизни?— спросил Рейнхарт. Он смерил Рейни взглядом и любезно улыбнулся.-— Ведь вы-то сами — тоже всего только мерзкий патологический случай. Вы — юродивый, Рейни. Ваша совесть обитает в вашем жалком расстроенном кишечнике.— Он кивнул с серьезной сосредоточенностью клинициста.— Алкоголики грязны, друг мой. Но, во всяком случае, они не марают все, чего касаются, густой зловонной слизью благочестия.
Рейнхарт воззвал к остальным:
— Вы согласны, что Рейни — Господня Вонючка? Только пробудите его трансцендентную совесть — и он завоняет.
Рейни обвел их взглядом.
— Я говорил не о себе,— сказал он дрожа.— Я ведь был болен. И много я сделать не могу. У меня пошаливает зрение. Я говорил не о себе.
Они смотрели на него сквозь матовость наркотика и передавали сигарету друг другу.
В комнату тихо вошла Джеральдина и села на пол в углу напротив Рейни.
Рейни привалился всем телом к стулу, словно у него не было сил встать. Рейнхарт посмотрел на него, заметил его бледность, дряблый подбородок, безжизненные глаза и вздрогнул. Взглянув на Джеральдину, он увидел, что она тоже смотрит на Рейни.
— Послушайте, Рейни,— сказал Рейнхарт.— Я понимаю ваши муки, и у меня нет права отрицать их. Разрешите предложить вам альтернативу. Отчайся и умри. Ну как?
— Да,— сказал Рейни. Его улыбка открыла полоску десен.
— Не говорите «да» так небрежно, Упейтесь этой мыслью. Отчайся и умри. Ну как?
— Да,— сказал Рейни вставая.
— Нет-нет,— сказал Рейнхарт.— Отчайтесь и умрите сейчас же, пока вы среди друзей.
Джеральдина сердито посмотрела на него.
— Рейнхарт, не надо.
Рейни блеснул мертвой улыбкой и пошел к двери. Джеральдина начала что-то говорить ему, но он уже закрыл дверь.
Рейнхарт стоял посреди комнаты и смотрел на Джеральдину.
— Ну?— спросил он ее.
— Ну,— сказала Джеральдина,— ты художник-мельник. Ты его смолол.
— Не то,— сказал Рейнхарт и, выйдя за дверь в тихий вечер, оперся на перила лестницы над внутренним двориком.
Джеральдина вышла вслед за ним.
— Это же просто несчастный сумасшедший, Рейнхарт. Не нужно рвать его в клочья.
— Ничего не могу с собой поделать,— сказал Рейнхарт.— Мне не нравится его лицо. Он похож на лжесвидетеля в деревенском суде, где разбирается дело об убийстве.
— Почему ты такой подлый, детка?
— Я надрался,— сказал Рейнхарт.— Брось меня пилить.
Она повернулась и начала подниматься по лестнице. Рейнхарт побрел за ней, не в силах оторвать взгляд от зелени внизу.
Когда он вошел в их квартиру, Джеральдина была уже на кухне. Он направился прямо к буфету, достал бутылку виски и долго стоял, глядя на нее.
— Ты сволочь,— сказала Джеральдина.
— Верно.
Он налил себе немного виски и, морщась, выпил.
— Из всех, кого я знаю, только ты один делаешься таким подлым, когда накуришься.
— Этот сукин сын очень опасен,— сказал Рейнхарт.— Такие поджигают дома.
— В таком случае изничтожь его. Ты же свой человек у всех больших людей.
Рейнхарт поставил стакан.
— Не доводи меня, детка.
— Плевать,— сказала Джеральдина.— Ты дрянь. Этому бедному дурачку тоже не нравится, когда его доводят.
— Значит, мы так и будем спорить из-за какого-то юродивого?
Джеральдина бросила ложку в раковину.
— Что ты будешь есть?
— Что я буду есть?—Он встал перед ней, его глаза косили.— Видишь ли, я не хочу тебя затруднять.— Он закусил губу.— Я хочу сказать, что я улавливаю ноту раздражения. Я не хочу, чтобы ты думала, будто, накормив меня, ты умножаешь беды мира.
— Рейнхарт, бога ради,— медленно сказала Джеральдина.
— Ты не думаешь, что я тебя сейчас оставлю, а, Джеральдина? Она с удивлением посмотрела на него. Он улыбался холодной отрешенной улыбкой.
— Я ухожу,— сказал он ей.— Уйду, напьюсь и найду себе кого-нибудь.
Морган Рейни встал поздно и не пошел за анкетами. Он провел день дома, расхаживая взад и вперед по комнате.
Примерно в половине пятого вечера он вышел на улицу и направился к административному центру. Весь день он ничего не ел.
В стеклянном вестибюле навстречу ему хлынула серая волна расходившихся служащих. В лифте он был один, В конце прохладного белого коридора на четвертом этаже охранник в форме говорил по телефону-автомату. Рейни прошел за его спиной в приемную прокурора штата.
В устланной ковром комнате за белым столом сидела хорошенькая блондинка с нежным личиком; она надевала белые перчатки. Блондинка посмотрела на Рейни и не улыбнулась.
— Будьте добры, скажите мистеру Минноу, что мне хотелось бы поговорить с ним,— попросил ее Рейни.— Меня зовут Морган Рейни. Я племянник судьи Элтона Рейни.
Девушка сняла перчатки, нажала кнопку и сообщила мистеру Минноу о посетителе. Секунду спустя она попросила его пройти в одну из трех бледных дверей напротив ее стола,
Стол Кэлвина Минноу был с черной крышкой. Он сидел за этим столом и ел простоквашу. На Рейни он посмотрел со сдержанным, но явным удивлением.
— Вы племянник Элтона? — спросил он.— Я что-то не припоминаю, чтобы вы мне звонили.— Он нервно покосился на мятый пиджак Рейни и отставил стаканчик с простоквашей в сторону.
— Видите, мистер Минноу,— сказал Рейни,— как просто мне оказалось с вами увидеться. Достаточно было войти в дверь.
Углы губ Кэлвина Минноу заметно опустились.
— Что это значит?—спросил он негромко.
— Почему-то у меня создалось впечатление, что добраться до вас будет очень трудно.
Кэлвин Минноу сидел за стаканчиком с недоеденной простоквашей и молчал. Ему было скверно. Его ладонь небрежно поглаживала лацкан легкого пиджака, под которым висел миниатюрный пистолет 22-го калибра — он никогда с ним не расставался. Кэлвин Минноу еще ни разу не пустил в ход это оружие, и никто не подозревал, что он ходит с пистолетом. Но Минноу постоянно носил при себе миниатюрный пистолет с тех пор, как прожил год в Вашингтоне.
