— Насколько мы поняли, ваш шеф выберет для нас время после пяти,— сказала женщина.— Это точно?
— Абсолютно,— сказал Нунен.— Будьте спокойны.
— Вы знаете, откуда они? — спросил Нунен у Рейнхарта в коридоре.
— Да,— сказал Рейнхарт.— Это написано на их сумках. Они что же, собираются поместить Бингемона на обложке?
— Не в ближайшую неделю. Но они придут вечером, понятно. И хотя я ничего хорошего от них не жду, помещать их к врагам я не хотел. Они — великие толкователи, если вы понимаете, что я хочу сказать, и восхищаются силой.
Кабинет Бингемона был насыщен запахом виски и тревоги. Люди в легких костюмах бродили среди трофеев — приунывшие, полные тайной радости, просто пьяные. Фарли-моряк беседовал с Орионом Бэрнсом — благолепно и настороженно. Кэлвин Минноу скользил по комнате, словно выискивая мух себе на завтрак. Мэтью Бингемон то и дело хлопал по спине Джимми Снайпа — вид у того был самый несчастный. Адмирал Бофслар раскинулся на пластмассовом диване в объятиях каких-то приятных грез. Генерал Тракки критически рассматривал охотничьи сцены на стенах.
Рейнхарт, который последовал было за Нуненом по краю комнаты, вдруг увидел Кинга Уолью. Нелепость, подумал он, безумие. В первом кинофильме, который он видел в своей жизни — лет двадцать пять тому назад,— Кинг Уолью играл главную роль; с тех пор перед его глазами тысячу раз мелькало изображение этого худого загорелого лица. И теперь оно возникло перед ним во плоти — с чуть обвисшими щеками, с еле заметной желтушной желтизной в глазах.
— Кинг,— нервно сказал Нунен,— вы, кажется, не знакомы с Рейнхартом.
Рейнхарт решил попросту обойти его, опираясь на теорию, что кино на своем месте вещь необходимая и полезная, но к жизни, какая бы она ни была, отношения не имеющая.
К ним подошел Мэтью Бингемон с полным стаканом виски — он больше не замечал Джимми Снайпа, который брел за ним, весь красный и вспотевший.
— Ну как, мальчики? — спросил он Рейнхарта и Нунена, повернувшись спиной к Снайпу.
— Бингемон,— говорил Снайп,— вы дали мне обязательства, и я хочу, чтобы вы их выполнили. Вы же использовали мою организацию в наших общих целях, и у вас есть обязательства по отношению ко мне.
— Вы готовы, Рейнхарт? — спросил Бингемон.— Вы готовы сыграть нам нынче вечером «Дикси»?
— Конечно,— сказал Рейнхарт.
— Бинг! — сердито сказал Джимми Снайп, стараясь встать перед ним.— Выслушайте же меня!
— Вы будете представлять ораторов. У вас есть все необходимые сведения?
— Конечно,— сказал Рейнхарт.— Все как в аптеке.
— Я хочу, чтобы все было в порядке, Рейнхарт. Вы у меня уже выступали перед толпой, и, черт побери, сегодня вам лучше меня не подводить.
— Я уже выступал,—сказал Рейнхарт.— Как вы сами сказали.
— И прекрасно...
— Послушайте, Бинг,— говорил Джимми Снайп,— почему вы поворачиваетесь ко мне спиной? У вас есть обязательства по отношению ко мне.
— Ну как, Джек, отношения с телевидением у нас налажены?
— Будьте спокойны, Бинг,— сказал Джек Нунен.
— Бингемон! — заорал Снайп.— Сейчас...
Бингемон повернулся и положил на его плечо успокаивающую руку.
— Конгрессмен Снайп,— сказал он,— я твердо убежден, что ваша позиция касательно обязательств, которые мы, возможно, имеем по отношению друг к другу, отнюдь не противоречит моей. Я осмелюсь даже высказать предположение, что она полностью совпадает с моей.
Джимми Снайп облизнул губы и уставился в лицо Бингемону.
— Эти обязательства... подотрись ими, и дело с концом, дружок. Снайп, побагровев, отступил на шаг.
— Бингемон,— сказал он,— ты последняя... Бингемон перебил его:
— Осторожнее, сынок. Лучше не договаривай — ты же здесь у меня.
Снайп отвернулся.
— Убирайся! — негромко сказал Бингемон. Никто не заметил, как Снайп вышел из кабинета.
Из дальнего угла комнаты к ним подошел дряхлый сенатор Арчи Пиккенс с коктейлем «Радость Юга» и с розой в петлице.
— Идите-ка сюда, Арчи,— позвал Бингемон.— Очень приятно, что вы с нами.
— Я пришел, господа,— сказал Арчи, изящно прихлебывая свою «Радость Юга»,— как король Лир, которому возвратили трон. Лир, доживший до победы Корделии, овеянный теплым ветром благодатной юности... Да-да,— продолжал Арчи.— Теперь меня вдохновляет юность. Наш мир принадлежит молодежи.
— Молодежь встает на защиту нашей конституции, так, Арчи? Она сплачивается вокруг прав, которые завещали им отцы?
— Мэтью, именно об этом я намерен говорить сегодня. Я думал, вам это известно.
— Да, конечно. И все же я с нетерпением жду, когда услышу это из ваших уст.
Арчи поглядел на Рейнхарта и Джека Нунена и потрогал розу в петлице.
— Этот молодой человек — Снайп... не кажется ли вам, что он покинул нас в некотором расстройстве чувств?
— Чувств, Арчи? — игриво сказал Бингемон.— Я бы сказал — желудка.
Они добродушно засмеялись. Джек Нунен попытался присоединиться к их смеху, но они кончили, едва он начал.
— Как вы думаете, куда он пошел, Мэтт? — спросил Арчи Пиккенс.
— Я знаю, куда он пошел. Он пошел в клуб демократов. Он и раньше туда ходил — тайком. Но на этот раз пусть там и останется.
— Какой жадный юноша,— заметил Арчи.— Такой молодой и такой поросенок.
— Он мне что-то говорил про свою организацию, Арчи. Вы слышали, чтобы у него была организация?
— Вероятно, Мэтью, он имел в виду приход Квинтош, но он заблуждается. Кроме прыщей на заднице, у него ничего не было и нет.
— Пойдите отдохнуть, Арчи,— заботливо сказал Бингемон.— Я заеду за вами в восемь.
— Всего хорошего, господа.
Все обменялись с ним теплыми рукопожатиями.
— Какой прекрасный старик — и как говорит! — сказал Бингемон, с нежностью глядя вслед удалявшемуся Арчи.— Я им горжусь. А знаете, я помню еще время, когда он был самым подлым вралем и мошенником, который когда-либо покупал за виски голоса дураков.
Пока они разговаривали, народу в кабинете стало заметно меньше. Бингемон улыбался и махал рукой некоторым из уходивших, другие ускользали незамеченными.
— Мне жаль, что вам пришлось соприкоснуться с той стороной дела, которая не имеет к вам отношения,— объявил Бингемон, когда они остались одни.— Я намеревался обсудить с вами, как мне хотелось бы обставить вечер, но Джимми не умеет уходить вовремя.
Он подошел к столу и нажал кнопку. Где-то зажужжал звонок, и в кабинет вошли три человека в соломенных шляпах. Рейнхарту показалось, что он видит их не в первый раз.
— Только мистер Алфьери,— сказал Бингемон.
