— Но мы не считаем, что это справедливо, — тихо сказала Сония. — Потому что верим в… — Она опустила глаза в серый песок и покачала головой.
— В права человека? — пришел ей на помощь Лукас.
— Именно, — подхватила Сония. — В права человека.
— Ладно! — сказала Нуала. — Пойми, для того мы и здесь. Так что мы проедем через этот блокпост, если на то будет Божья воля, и ни слова не скажем.
— Мерзавцы вы, — сказала Линда. — Обо всем напишу в своем докладе.
— Нет, ты не понимаешь, — попыталась убедить ее Роза.
— Линда… — сказала Нуала. Она показала на что-то вдалеке, чтобы та выглянула из машины. — Посмотри.
Когда Линда высунула голову, рассчитывая увидеть что-то пришедшее им на помощь, как-то облегчающее и разрешающее ситуацию, Нуала жестко, расчетливо ударила ее снизу в подбородок. Из глаз Линды брызнули слезы, затем взгляд ее помутнел.
— Откинься на спинку, — мягко сказала ей Нуала. — Откинься, дорогая.
Она села в машину рядом с Линдой, и Лукас нажал на газ.
— Быстро, — сказала Нуала. — Она в сознании.
— Чуть и меня не провела, — хмыкнул Лукас.
На пропускном пункте к машине подошел капитан парашютистов, оттолкнув резервистов, которые проверяли их документы:
— Что вы делали там? Откуда едете?
— Мы попали в передрягу в лагере «Аргентина», — ответила Сония. — В Бурейдже беспорядки. У нас двое пострадавших и рация не работает.
— И куда направляетесь?
— Обратно на базу, если сможем добраться до Газы.
Офицер поморщился и покачал головой. Недалеко стоял другой офицер-«голани». Лукас заметил, что Сония, как темнокожая американка, явно вызывает у него симпатию.
— Если вам не позволят проехать через Газу, — сказал второй офицер, — можете добраться до границы по прибрежному шоссе. Тем более что у вас есть пострадавшие. — Он посмотрел на заднее сиденье. — Что, тяжелые?
Капитан рявкнул на него, и он отошел. Воспользовавшись тем, что на них не обращают внимания, они поехали дальше. Примерно через милю Линда, чья нижняя челюсть заметно распухла, принялась вопить. И вопила безостановочно.
— Держите ее, — сказала Роза.
— Боже! — крикнула Нуала, потому что Линда сумела вырваться из ее крепких объятий и выпрыгнула из машины.
Дорога была плохая, так что скорость не превышала двадцати километров. К тому времени, как они остановились и выскочили из машины, Линда уже встала на ноги.
— Линда, прошу тебя, детка, — сказала Сония.
Но та метнула на них яростный взгляд, как ребенок, отряхнула ушибленные колени и помчалась к израильскому посту, словно за ней гнался сам дьявол, — и так ей небось и казалось, подумал Лукас, — а четверо безбожников топтались на месте, не зная, что делать.
— Одной на дороге небезопасно, — сказала Сония.
— Черт, не держать же ее как арестантку! — огрызнулась Нуала. — Но теперь мы вляпались по уши.
— Знаешь какую-нибудь суфийскую молитву? — спросил Лукас Сонию.
— Да вот хоть эта.
Но больше она ничего не сказала, из чего он заключил, что сама ситуация, в которую они попали, представляет собой некоего рода суфийскую молитву. Требовательная религия, однако.
Они ехали среди куч горящих покрышек. Рядом с дорогой вновь появилась молодежь в зеленых клетчатых куфиях. Внезапно сзади возник армейский джип, прямо среди бегущих демонстрантов. Джип прижал «лендровер» к обочине. В джипе рядом с водителем сидел «добрый» офицер-«голани», который беспокоился об их пострадавших. Офицер выскочил на дорогу.
— Сучьи дети! — заорал он. — Нацистские свиньи! Смотрели, как убивают еврея!
— Но… — было заикнулся Лукас.
— Заткнись, ублюдок! — крикнул офицер, трясясь от ярости. — Выкинул девчонку из машины. Оставил…
Тут кто-то окликнул его, прервав ругань. В толпе палестинцев заметили армейскую машину. Скоро, подумал Лукас, они увидят, что она одна и не имеет поддержки. Офицер и его водитель, несмотря на свою злость, тоже это сообразили.
Перед тем как бежать заниматься тем, что требовалось в этой ситуации, офицер взглянул на него напоследок с такой ненавистью и яростью, что у Лукаса сердце сжалось в груди. Было ясно: кто-то заплатит жизнью за смерть Ленни. Возможно, это будет он.
— Мы узнаем ваши имена! — крикнул офицер из отъезжающего джипа. — Мы не забудем…
Конец фразы он не расслышал. Вроде momzer?
[361]
Может быть. А может, только показалось. Мимо промчались армейские грузовики; солдаты в них с мрачной враждебностью смотрели на машину ООН.
Они ехали по разбитым дорогам через городки, где пылали костры из автомобильных покрышек и с мечетей звучал призыв к джихаду.
— Боже, он выглядел разъяренным, — сказала Роза. Она имела в виду офицера, который остановил их.
— Более чем, — ответил Лукас. — Но…
Он собирался сказать: «Но поставь себя на его место». Затем решил: пропади оно все пропадом. Он устал представлять себя на месте всех и каждого.
— Иногда я их всех ненавижу, — заявила Роза. — Обе стороны.
— Как я тебя понимаю, — кивнул Лукас.
41
Незадолго до того, как их затопила черная, как нефть, ночь, они потеряли дорогу. Сония вызвала штаб-квартиру в Газа-Сити, и офицер-голландец посоветовал им направиться в распределительный центр в Аш-Шейх-Иджлин, на побережье. Но, проехав несколько километров, они увидели, что дорога впереди перегорожена сожженными машинами — четыре в ряд от кювета до кювета, вплотную к заграждениям из колючей проволоки.
Они выбрались из «лендровера» и вдоль проволоки обошли баррикаду из почернелого металла. Затем потащились к Аш-Шейх-Иджлину. В убывающем дневном зное, поддерживаемом кострами, перед ними возникали миражи. Лукасу постоянно казалось, что он видит впереди океан. Наконец они подошли к некоему подобию городка.
— Тут была православная церковь, — сказала Нуала. — У нас были с ними дела. Настоятелем был грек, который сочувствовал нам.
Лукас не понял, кого имела в виду Нуала: палестинцев или коммунистов.
— Что с ней случилось?
— Хамасовцы сожгли.
Покинутый городок был лагерем христиан. Вандалы испохабили здание церкви и домик настоятеля рядом с ней, фрески с ликами скорбных византийских святых были покрыты непристойными надписями и рисунками, в доме царил полный разгром. На покрытом кирпичной пылью полу валялась старая фотография женщины с зонтиком, одетой по моде начала века. Нуала подняла ее.
