К его досаде, обермановский автоответчик сообщил, что доктор будет отсутствовать всю неделю, больше того, что тот уехал в Турцию, где в экстренных случаях до него можно дозвониться по номеру в Бодруме между двенадцатью и часом дня и вечером после девятнадцати. Затем автоответчик сообщил имя и номер телефона психиатра, который тем временем подменит Обермана.
Немного обеспокоенный, Лукас решил попытаться найти самого Обермана. И позвонил в Бодрум:
— Что вы делаете в Турции?
— А, — ответил Оберман, — подменяю коллегу-антрополога. Показываю группе немцев руины Эфеса. — Последовало лирическое отступление: — Эфес, родина Дианы. Не цветущей богини-охотницы аттических греков, а отвратительной восточной…
— Послушайте, — прервал его Лукас, — мне нужно узнать кое-что о некоторых наших общих друзьях.
Он старался так формулировать вопросы, чтобы не выдать слишком многого. На практике для человека, не приученного к осмотрительности в телефонном разговоре, это чертовски сложно. Разговор превращается в детскую болтовню, в прозрачные намеки.
— Вот как?
— Ваша бывшая подруга, фрау пасторша, — каких она убеждений, не мессианских ли? Эксплозивного толка?
— Если вы имеете в виду Линду, — ответил Оберман, — то у нее имеется склонность к апокалипсическим настроениям. Хотя она скорее имплозивный тип психопатки.
— Понимаю, — сказал Лукас. — А Разиэль?
— Разиэль способен на все.
— Черт!
— Какие-то неприятности там у вас? — спросил Оберман.
— Можно сказать и так.
— Тут видишь наше будущее: ее храмы, этой нестареющей архиязычницы, сестры Кибелы, адепты которой сами себя калечили.
— У меня какое-то подвешенное ощущение. Может, вы знаете что-то, чего не знаю я?
— Немедленно возвращайтесь к роли наблюдателя, — сказал Оберман. — Забудьте о романтике.
— Премного благодарен за совет.
— Сарказм тут неуместен. Делайте, как я сказал, и все с вами будет хорошо. Подумайте над этим, и поймете, о чем я. Были когда-нибудь в Эфесе?
— Нет, никогда.
— Здесь святой Павел проповедовал евреям. Он говорил им, что лучше жениться, чем пылать страстью
[383]
. Тут есть синагога, — возможно, он там бывал.
— Я опасаюсь за Разиэля, — сказал Лукас. — Возможно, он переживает серьезный кризис веры.
— Не перевозите никаких свертков. Не передавайте сообщений. Не ходите в одиночку в безлюдные места. Меньше обязательств, пока не почувствуете себя лучше.
Последние слова Обермана понравились Лукасу. Но прежде чем он спустился к машине, внизу, в парадном, сработала сигнализация и у его двери появилась Линда Эриксен, фрау пасторша. К его досаде, она вошла в сопровождении той же американской пары, которая вломилась в квартиру Бергера в Старом городе, когда он был там с Сонией. Женщина — с прежней сияющей неприятной улыбкой, мужчина — как прежде, с автоматом.
— Крис, — сказала Линда, — я бы хотела, чтобы ты выслушал то, что собираются сказать тебе Джерри и Том. Помнишь их?
— Да вроде как. Я был в постели.
— Мистер Лукас? — любезно обратился к нему Том. — Не желаете ли эксклюзив? — Он с улыбкой посмотрел на женщину, которая могла быть его женой, и справился у нее: — Это все еще называется «эксклюзив»?
— Думаю, да, — ответила та. — Я не в курсе.
— Вас пригласят на встречу с известным вам человеком, который даст вам пояснения по поводу некоторых событий. После этого будет разослан факс. Но только вы один будете знать определенные подтверждающие детали.
— Разве не здорово? — сказала улыбчивая.
— Да. Вполне, — ответил Лукас, думая про себя: интересно, кем окажется этот «известный вам человек»?
— Если хотите избежать неприятностей, — сказал американец, — рекомендую сотрудничать. Не изменяйте ни единой формулировки ни в одном документе, который вам вручат.
— Знаете, — сказал Лукас, — я работаю над книгой. Репортажами с места событий не занимаюсь. И кому, спрашивается, я должен всучить эти ваши «детали»?
— Поверьте, — сказал Том, — когда придет время, вы с легкостью отложите публикацию своей книги. Мир сам обратится к вам.
Лукасу показалось, что он увидел, как женщина предостерегающе зыркнула на партнера.
— Знаете, — рискнул Лукас, — если бы я имел более полное представление о подоплеке здешних событий, то моя помощь миру была бы чуточку действенней. Нет ли чего-то такого, что мне следует знать в связи с этой историей?
— Откровенно говоря, — отрезала непреклонная мадам, — нет. Потому что вы сильно скомпрометировали себя. Даже не стану объяснять чем.
— Иными словами, — сказал ее приятель, — делайте то, что вам говорят, и избежите неприятностей. И держитесь подальше от не тех людей.
— Никогда не знаешь, кто тот, а кто не тот.
— Спрашивайте у нас, — сказал мужчина. — Мы подскажем.
— В самом деле, — поддержала его женщина. — Кто вы вообще такой?
К счастью, Лукасу не было необходимости задумываться над ответом. Линда посмотрела на него с видом торжествующей добродетели, и вся троица покинула квартиру.
47
На побережье было жарко и мглисто. На пляжах необычно людно для буднего дня, а на шоссе царил относительный хаос. Лукас и Эрнест Гросс сидели в расположенном поблизости от британского посольства баре, имитирующем английский паб. Кроме свирепого кондиционера, атмосфера в пабе убедительно копировала оригинал, и запах пива и его тепловатая горечь странно контрастировали с температурой в зале, которая была как в морозильной камере для мяса. По рабочим дням сюда приходили говорящие по-английски молодые израильтяне пофлиртовать со слоуни-рейнджерами
[384]
из посольства, но в этот день там были в основном туристские пары, спасающиеся от жары.
— Итак, — говорил Эрнест, — кого-то уроют из-за Хэла Морриса.
— Хэла Морриса? Я думал, его зовут Ленни.
— Нет. Хэл Моррис. Ленни — явно его nom du guerre
[385]
.
Лукас решил рассказать Эрнесту о том, что произошло с ним в Газе и о своем разговоре с Сильвией Чин и приятелями Линды, Джерри и Томом. Необходимо иметь человека, которому доверяешь. По крайней мере, Лукасу было необходимо.
