— Пеликаны пустыни, — сказал Лукас.
Они доехали до места, которым кончалась лукасовская дорожная карта «Паз петролеум». Угол карты обтрепался и отсутствовал.
— Есть у нас приличная карта? — спросил он.
— Только такая, — сказала Сония, протягивая карту, которую выдали с машиной в прокатной компании. Она была не слишком подробной.
— Вот такая карта убила епископа Пайка
[415]
, — сказал Лукас.
— Как раз для нас, — ответила Сония.
54
Разиэль и Де Куфф стояли на окраине друзской деревни. Усеянная козьими и овечьими катышками дорога вела от каменных домиков к каменистым пастбищам, на которых паслись козы и длинношерстные овцы. Далеко внизу, на склоне, почти под прямым углом росли сады друзов.
К ним подошли деревенский староста и его сын. Небесный свод над горами сочил прохладный серый рассвет.
Старший друз немного говорил по-французски. Его сын работал в концессии в парке «Долина Хула» и знал несколько слов на иврите. Разиэль старался уговорить их не заворачивать паломников обратно. Голанские друзы разрывались между природным гостеприимством, обидой на Израиль и страхом перед армейскими разведчиками и полицейскими агентами, работающими на Израиль, Сирию или на тех и других.
— Скажи им, что мы ученые, — посоветовал Разиэль Де Куффу, который разговаривал с пожилым друзом по-французски. — Скажи ему, что нас послало министерство. На поиски истоков Иордана.
— В Святом городе, — сказал Де Куфф, — нам рассказали о голосах в горах.
Он использовал арабское название Иерусалима, Аль-Кудс.
Староста безучастно взглянул на него. Помолчал и сказал:
— Privé
[416]
.
— Только до реки, — сказал Де Куфф. — Только проедем через вас.
Пожилой посмотрел на «додж». На заднем сиденье спала Роза.
— Друзья помогут переправить нашу машину через гору, — сказал Де Куфф. Достал бумажник. — Мы заплатим.
Отец с сыном посмотрели на бумажник в его руке. Пожилой что-то сказал сыну, тот повернулся и зашагал к деревне. Разиэль прислонился к фургону, заслоняя ладонью свои глухие темные очки от серого сияния неба. Де Куфф стоял лицом к горе Хермон в позе молящегося мусульманина. Несколько минут спустя сын старосты вернулся с тремя мужчинами одних лет с его отцом.
— Мы можем предложить им все деньги, какие у нас есть, — сказал Де Куфф, переводя дыхание. — Что за беда?
— Спокойней, Преподобный. Если дашь слишком много, они испугаются и позовут пограничную полицию.
— Они честные люди, — возразил Де Куфф, доверчиво глядя на деревенских.
— Пусть и остаются честными. Просто не размахивай перед ними деньгами и не соблазняй их, не своди с ума.
Но Де Куфф вручил каждому по пятьдесят долларов. Разиэль не представлял, откуда у него наличные. Друзы смотрели на деньги с надеждой, страхом и подозрением. На Ближнем Востоке ходило много фальшивых пятидесятидолларовых банкнот, и даже люди на горе Хермон знали об этом.
Когда староста согласился пропустить их через общинные пастбища, Де Куфф подал Разиэлю знак разбудить Розу. Жест его был полон королевского величия; и день был из вдохновляющих. Роза вылезла из машины, мило моргая и вдыхая горный воздух.
Они стояли возле фургона, когда подъехал Фотерингил на «вольво». Поманил к себе Разиэля. В руке у него была пачка бумаг в открытом конверте из манильской бумаги с сургучной печатью.
— Схемы тоннеля от Лестрейда, — сказал шотландец.
— Отлично. Что-то еще для меня есть?
Фотерингил передал Разиэлю сверток, завернутый в непромокаемую бумагу. Разиэль в свою очередь протянул ему ключи.
— Порядок, — сказал Фотерингил. — На той стороне долины находится управление парком. Сам парк закрыт со времен «Бури в пустыне», но я могу поставить там твою машину, несколько карт будут в бардачке, остальные оставлю в «вольво», чтобы копы их нашли. — Он сел в фургон Разиэля и хмуро осклабился. — Берегись мин, да? В основном они помечены.
— Хорошо, — ответил Разиэль.
Когда Фотерингил отъехал, Разиэль помог Де Куффу перелезть на пастбище. Они пошли к ряду араксинских дубов и олеандров, тянувшемуся вдоль ручья. Выше на склонах росли карликовые оливы и два могучих фисташковых дерева, на одном из которых виднелся след от молнии.
На вершине Хермона лежал снег. Пики Голан со всех сторон окружали узкую долину, по которой они шли. Гора Сион и гора Хабетарим смутно вырисовывались на севере, ниже склонов Хермона, а со стороны сирийской границы и Тель Хамины — горы, называвшиеся Шезиф и Алон.
Де Куфф дышал всей грудью. Лицо его сияло, в глазах блестели слезы.
— «Неффалим — теревинф рослый, распускающий прекрасные ветви»
[417]
, — сказал он Разиэлю. — Это его царство.
— Я же говорил тебе, Преподобный, час близок. Ты должен доверять мне.
Теперь они пойдут ко всем племенам, от гор Неффалимовых
[418]
к Дану и до Гилеада, и по написанному сбудется.
Разиэль думал, что его второе имя могло бы быть Неффалим. Да какая разница, подумал он. Смыкающийся круг, змей, кусающий свой хвост, расщепление ноосферы. Все само осознает себя. Уверовать легче в горах. Для этого потребен подходящий пейзаж. Но теперь его вера требовала и внутреннего пейзажа.
— Вот он, — сказал Де Куфф. — Исток реки.
Они сели, зачерпнули воды правой рукой и выпили из пригоршни. Разиэль тоже, хотя был левшой.
— Да, — рассмеялся Разиэль. — Воды Меромские
[419]
.
Вокруг росла мята по пояс высотой и цветущая крапива, ковром дождевого леса — папоротник и дикие фиги.
— Мы поднимемся наверх, — сказал Де Куфф, глядя на снежные поля высоко над ними. — Поднимемся и встретим их.
Со следующего гребня они разглядели сирийский наблюдательный пост у подножия другой горы. Они вышли на дорогу; указатели на иврите, арабском и английском предупреждали, что это военная дорога. Чуть подальше в кустах валялся знак «Осторожно, мины!». Буквы на нем были едва различимы.
