— Что происходит? — спросил Лукас, когда они выехали из пелены дыма.
— Они убивают палестинцев, — заявила Нуала.
— Происходит то, — пояснила Сония, — что они засекли нескольких шебабов на углу того переулка и хотят прижать их к ногтю. Поэтому им не нравится, что капитан Ангстрем стоит там. Но Ангстрем, благослови его Бог, человек упертый.
Через километр дым исчез; улицы Газы были безлюдны. Другие столбы дыма, которых было больше полудюжины, поднимались в разных точках пейзажа.
Армия сконцентрировала свои силы вокруг университета, возле штаб-квартиры ООН, так что пришлось проезжать несколько лишних блокпостов. В штаб-квартире было введено чрезвычайное положение. На пыльном дворе стоял старый «ларедо» с израильскими желтыми номерами и стикером на бампере «Полюбуйся на мою задницу».
— Роза тут, — сказала Сония.
Внутри Элен Хендерсон, Саскатунская Роза, разговаривала с канадцем по имени Оуэнс, шефом Периферийного отдела социальных услуг БАПОРа при ООН.
Сония представила им Лукаса и спросила, что произошло в районе Дарадж на северо-востоке Газа-Сити, где бунтовал народ. Из радиопередатчика слышался глухой шум толпы, заглушавший ровный английский голос.
— Кто-то поднял палестинский флаг, — рассказала им Роза. — Прибыла армия. Шебабы принялись швырять камни. Это все, что нам известно. Капитан Ангстрем находится там.
— Мы видели его, — сказала Сония. — Думаю, там были жертвы. Мы видели подростка, по виду мертвого.
— И жертва не одна, — подтвердил Оуэнс. — Нам сообщили о троих.
— Нам нужно в Аль-Амаль. Сможем мы проехать? — спросила Нуала у Оуэнса.
— Я бы не поехал по внутренней территории. Во всем секторе сейчас горячо, и скоро стемнеет. Будет комендантский час и сплошная паранойя. Армия может разрешить проехать вам по побережью, а может, и нет.
— Полагаю, нас пропустят, — сказала Нуала. — Обязаны.
— Да, — согласился Оуэнс, — что ж, желаю удачи. Рация у вас есть?
Рации у них не было. Оуэнс посоветовал им не высовываться.
Армия действительно пропустила их на блокпосту у лагеря на побережье, и дорогу из Газы до Хан-Юниса им скрашивал закат над морем. Через полмили от Дейр-эль-Балаха они увидели, как луч прожектора с вертолета пляшет на лодках ловцов креветок, театрально скользя во тьме от одного суденышка к другому. Море было спокойным, и они слышали, как оно нежно плещется о близкий берег. Рядом с побережьем располагался другой лагерь беженцев; тьма скрадывала его убожество и угрозу, поддерживая иллюзию спокойствия. Доносилось эхо звучащего по громкоговорителю призыва к вечерней молитве, трагического и набожного, смиренного и далекого.
Имя Милостивого и Милосердного еще разносилось над глинобитными домиками первого из пустынных курортов поселенцев, который им встретился по пути. За мешками с песком и оградой из колючей проволоки сиял освещенный бассейн среди зеленой сочной травы, вдоль берега протянулись гирлянды разноцветных ламп.
— Кто приезжает сюда? — поинтересовался Лукас. — Тут же так близко лагерь беженцев.
Но постояльцы были. В зеленоватой тени прогуливалась длинноногая блондинка в бикини и газовой накидке. Мужчина с белокурыми волосами до плеч нес на руках молодую женщину к бассейну — и, донеся, бросил ее в воду.
— Главным образом европейцы, — ответила Сония, — потому что эта гостиница не для верующих. Израильтяне ездят в другие. А эти — выгодные клиенты.
— Но отсюда можно видеть лагеря.
— И чуять запашок, — сказала Нуала. — Но это никого не волнует.
Отвернувшись от игривых молодых арийцев за колючей проволокой и глядя в темноту, Лукас невольно задумался над тем, что ему пришлось увидеть утром. Газа и мемориал Яд-Вашем навсегда сольются в его сознании, хотя он прекрасно понимал, что это ничтожная замена настоящего, ставшая расхожей картинка этих мест, которую видит на бегу любой чемпион чувствительности. Но стечение обстоятельств, связывавшее те образы, обнажало скрытую реальность. Слепые чемпионы вечно поворачивают колесо бесконечных циклов ярости и искупления, повторяющийся круг вины и скорби. Вместо справедливости — двигающаяся по кругу тьма.
Ему подумалось, что Сония была права насчет посещения этих двух мест в один день. Он пытался привести в равновесие воображаемые весы, и, несомненно, любой, кто побывал в Яд-Вашеме, мог обосновать необходимость Газы. С другой стороны, то и другое никак не связано между собой, потому что история чиста, как душа слабоумного, целиком состоя из единичностей. Явления не имеют морали. Если приходится принимать одну сторону, лучше видеть только одно — делать выбор в соответствии со своими потребностями и просто игнорировать или отрицать другую сторону. Сравнение — попытка этической классификации — приводит к душевной апатии.
— Но все-таки это так странно, — сказал он, — приезжать сюда отдыхать из Европы. Когда рядом такое.
— Некоторые, возможно, обожают трагедию, — заметила Сония.
— Действительно трагедия, — жестко сказала Нуала.
Лукас и Сония переглянулись тайком.
— Уверена, кое-кто из них делает для себя выводы, — сказала Сония. — Приезжают сюда, резвятся, занимаются серфингом, потом возвращаются домой и ворчат по поводу жестоких израильтян.
— Это точно, — согласился с ней Лукас.
— На Кубу тоже приезжали туристы, — продолжала она, — леваки, ты же знаешь. Gente de la izquierda, socialistas
[274]
. Их можно было видеть на Малеконе
[275]
— приходили снять девчонку или парня. Потом они возвращаются и говорят: «Как я? Провел отпуск на Кубе. Para solidaridad»
[276]
.
— Некоторые туристы влюбляются в поселенцев, — сказала Нуала. — И приезжают снова и снова.
— Слушай, — предложила Сония, — хочешь завтра пойти поплавать? Влезешь в шкуру туриста, потом все распишешь со знанием дела, а? Глядишь, и получится.
— Фривольное предложение, — сказал Лукас.
— Отработаешь. Мы все пойдем. Да, Нуала?
— Возможно, — ответила Нуала. — Если не будет комендантского часа в Газе.
— Я приехал не совсем для этого. А это разрешается?
— Ты имеешь в виду, Кораном? — спросила Сония. — Торой? Получай удовольствие от жизни, когда есть такая возможность, Крис. Если кто-то предлагает пойти купаться, не отказывайся.
— Это ж свидание, — сказал Лукас.
На краю охраняемого приморского шоссе стоял армейский блокпост, и они подъехали к нему с большой осторожностью.
