И вот, когда я был на рижском выезде второй раз, в начале 1987 года, за нас неожиданно вступились менты.
- Что здесь происходит? Покажите их билеты! - приказал билетерше милицейский офицер.
«Только ментов не хватало, сейчас вообще выведут со стадиона, пропал выезд», - подумал я.
- Что вы тут вытворяете? Ребята сели на свои места! Оставьте их в покое! - продолжал командовать милицейский офицер. Его внешность и голос показались мне знакомыми, я присмотрелся - так это же Вадик Калманович! Вадик учился со мной в одной школе на два класса старше меня. Я знал, что после школы он поступил в высшее военно-политическое училище. Но все же увидеть его здесь - в рижском ледовом дворце - я не ожидал. Вадик понял, что я его узнал и подмигнул мне.
- Значит, так. Ребята из Ленинграда остаются здесь, на этой трибуне, а оцеплять их будут мои бойцы, - отчеканил он билетершам и охранникам. Нас оставили в покое, и мы отлично отшизовали весь матч. Правда, во время перерыва нас не выпускали, но это мелочи. После матча до вокзала мы доехали в сопровождении взвода Калмановича.
- Местом службы я в принципе доволен. Все же Рига - цивилизованный город. Да и дивизия имени Дзержинского, сам понимаешь - элитная. Но как мне надоел местный национализм! - говорил мне Вадик по дороге. - Мы здесь все время на хоккее дежурим. Так я всегда против рижского «Динамо» болею - назло местным. А вас защитить для меня вообще - дело чести.
Тем временем местные парни в кепках, как у солдат Вермахта, шли за нами по пятам. Вадик и его бойцы из дивизии Дзержинского довели нас до вокзала.
- Мы должны ехать обратно, - сказал Вадик, - держитесь тут как-нибудь сами.
Я тепло попрощался с Калмановичем. В зале вокзала стояли парни, которые пришли сюда явно не за тем, чтобы узнать расписание или купить билет на поезд. Они нагло смотрели на нас, а потом открыто стали насмехаться над нами, когда Калманович и его взвод уехали. Наш поезд уже подали. Чтобы попасть на перрон, надо было пройти по туннелю.
Как быть? Мысли крутились, как барабан в стиральной машине. Понятно, что в туннеле нас ждут, иначе бы те, что за нами наблюдают в зале, не вели себя так вызывающе спокойно. Туннель - идеальное место для засады. Как только мы туда войдем, нас атакуют спереди и сзади.
- Выходим из вокзала, - сказал я ребятам.
Мы вышли на свежий воздух. На привокзальной площади толклись люди, подъезжали и отъезжали такси, автобусы. До отправления нашего поезда оставалось минут двадцать.
- Значит, так. Мы все сейчас пойдем на перрон. Все, кроме Лехи Малышева, Остапа и Феномена. Латыши вряд ли нас считали по головам, и подумают, что мы идем на поезд всей бандой. Понятное дело, в туннеле нам придется несладко. А вы, - обратился я к троице, - побежите в туннель минуты через три после нас, кричите что есть сил, пусть латышские нацики решат, что вас человек десять. Пинайте их, бейте ногами. Леха, у тебя есть ремень с пряжкой? - Леха кивнул. - Отлично, размахивай ремнем. От неожиданности нацики испугаются, опешат, и у нас появится шанс прорваться на перрон и сесть на поезд.
Наверняка можно было найти другое решение - я не мастер уличной войны. Но тогда в Риге все прошло, как я и предполагал. Чуваки в вермахтовских кепках устремились за нами. В туннеле нас ждали человек двадцать. Мы бежали на них, и даже сумели смять их первый ряд. Правда, латышский кулак попал мне в ухо, в голове зазвенело, но ориентацию я все же не потерял. Мы были с сумками, и это, конечно, затрудняло наши движения. Тем не менее я сумел зарядить в чье-то белобрысое рыло, из которого тут же потекла кровь. Наконец сзади я услышал истошный крик: «Армейцы с Невы!» - в дело вступил наш «засадный полк». Латыши засуетились. Я получил легкий поджопник, но не стал обращать внимание на такой пустяк, а, работая локтями, устремился к лестнице, которая вела на перрон. Передо мной возник какой-то латышский малолетка с испуганным лицом, я ударил его коленом в пах, он обмяк и упал мне под ноги. Драка не прекращалась. Латыши нас не отпускали. Мы бились с ними, пробивая себе путь наверх. Пассажиры в страхе пробегали мимо. Вся наша дерущаяся толпа оказалась-таки на перроне. И как же я удивился, когда увидел на платформе целый взвод ментов, только это уже был взвод обычной местной - вокзальной - милиции.
Ясное дело, менты вошли с нациками в сговор. Нацики должны были нас отметелить в туннеле, а менты подобрать нас и запереть потом суток на пятнадцать. Иначе менты спустились бы в туннель, так как испуганные пассажиры не могли не сообщить им, что под землей идет жесткая драка. То, что побоище выплеснулось на перрон, нарушило коварные планы ментов. Они засвистели, окружили нас, латышей в кепках увели, а нас стали заталкивать в поезд. Проводницы кричали ментам, что не пустят нас в поезд, пока мы не покажем билеты, а менты им кричали в ответ: «Сажайте, а то они поезд разгромят!» Они нагло врали, громить поезд не входило в наши планы. У нас были билеты, и мы их предъявили, как только такая возможность представилась. Нас, конечно, помяли, но мы все равно чувствовали себя победителями.
Кстати, уже осенью того же года, в начале следующего сезона, мы устроили в Риге настоящий погром. Нас было сто двадцать человек. После победного матча мы прошли по латышской столице с армейскими флагами, распевая красноармейские песни и крича «Армейцы с Невы!», а потом отмолотили на вокзале местных бедолаг в дурацких кепчонках.
Как только проводницы поняли, что мы не представляем для них никакой опасности, они начали нас жалеть, разглядывая гематомы, ссадины и царапины на наших лицах. Они хлопотали вокруг нас, давали полотенца, смоченные холодной водой, чтобы мы приложили их к синякам и ушибам. Одна из проводниц, очень высокая латышка, как это ни странно, со жгуче-черными волосами, буквально не отходила от Остапа.
- Ой, бедненький. Это же надо, как тебе досталось. Голова, наверное, болит. Иди полежи в моем купе, чтобы тебе никто не мешал.
Остап был смазливым парнем, пока не спился, и девицы к нему липли. Проводнице не пришлось его долго упрашивать, он отправился в ее купе, где и остался до самого прибытия в Питер. Естественно, как только долговязая проводница заполучила Остапа, она оставила нас на произвол судьбы, и мы сами себе зализывали раны.
На Варшавском вокзале нас уже ждали питерские менты. Они оцепили нас и отвели в пикет. В милиции нас продержали часа два - достаточное время, чтобы насладиться рассказом товарища о проведенной им ночи.
- Парни, она такая длинная, что на полке не помещается. Трахать ее в обычной позе неудобно, - делился с нами Остап. - Пришлось ее нагнуть, так, чтобы она легла грудью на столик. Короче, отодрал стоя сзади, а она что-то все время шептала по-латышски.
- Один раз всего, что ли? - спросил Феномен, сверкая огромным фонарем под глазом.
- Нет. Значит, лежу я на полке, она входит, садится рядом, дай, говорит, проверю, нет ли у тебя температуры. Поцеловала меня в лоб, а потом в губы…
Остап мечтательно замолчал.
- И что дальше? - не отступал Феномен.
