- Лет пять назад началась и другая тенденция. Молодой человек, поступив в школу милиции, сразу же получал задание внедриться в ту или иную фанатскую «фирму», благо двери были широко открыты для всех, - утверждает Макс. - В милиции есть люди, которые абсолютно «в теме». Пойми, ситуация если не управляется ментами, то уж точно контролируется ими. Практически все участники всех драк им хорошо известны. Из года в год одни и те же люди дерутся, одни и те же их охраняют, и не только в Петербурге - по всей России. И тем не менее драки продолжаются. Значит, это нужно системе. Ей нужны поводы для того, чтобы закручивать гайки.
Мне приятно, что никто из фанатов СКА моего призыва не стал «официалом», ни один из парней, с которыми я пробивал выезды и дрался за красно-синие цвета не купился на разговоры о помещении для клуба или о бесплатных билетах на матчи. Парни, которые были рядом со мной, когда я формировал в Ленинграде армейское движение, не пошли с системой на компромисс. Я и еще несколько ребят стали анархистами, не будь их, я бы осенью 1987 года не создал анархистский «Союз максималистов», Малышев выбрал путь «правого русского патриота», проще говоря - стал фашистом. Не исключаю, что в ходе массовых драк на политической почве мы с Малышевым были по разные стороны, и мы могли сцепиться в схватке. На войне как на войне. Но как бы то ни было, Малышев навсегда останется моим братом. Сейчас мы иногда встречаемся на домашних матчах СКА и обнимаемся как старые боевые товарищи.
Однако, будучи фанатами, политикой мы почти не увлекались. Единственно, чего мы хотели, так это того, чтобы менты не позволяли себе бить нас безнаказанно. Недаром, когда ментам удавалось-таки вытащить какого-нибудь нашего фаната с сектора, мы заводили на мотив известной песни Аллы Пугачевой о бедолаге-вундеркинде:
Забирать все больше нас
Стали почему-то –
Видно, наш армейский клуб
Помешал кому-то.
То ли еще будет, ой, ой, ой!
А зенитовские фанаты кричали:
Раз, два, три, четыре!
Кто в фуражке, тот из Чили.
И дальше распевно:
Мы не в Чили!
Все знали, что в Чили правит военная хунта, власть держит диктатор Пиночет. Проще говоря, мы были против диктатуры. Помню, журналист из «Авроры» спросил меня, что бы я изменил в стране, если бы от меня что-либо зависело. Я ответил, что было бы здорово, если бы в России был бы такой же режим, как во Франции. Почему именно во Франции? Просто незадолго до моего разговора с журналистом наше телевидение показывало матч одной из советских команд с каким-то французским клубом, кажется, с «Лионом», и я позавидовал местным фанатам, они размахивали флагами, были одеты в клубные футболки, а их песни наверняка разносились по всей округе.
- Жаль, что в России произошла Октябрьская революция. Если бы продолжал править Александр Керенский, то в России утвердились бы те же порядки, что в Европе, - заявил я тогда. Сейчас я, конечно, так не думаю. Но можно ли осуждать парня, за то, что он, живя в Советском Союзе, где его постоянно задерживали и избивали менты, мечтал о демократии западного типа? Думаю, нет, нельзя осуждать.
О включенности фанатов в политические бои можно написать диссертацию, но это не моя задача. Российский футбольный фанатизм, конечно, имеет свое лицо, но в целом он повторяет зады Европы, а в Европе фанатизм чрезвычайно политизированный. В Италии за римский «Лацио» болеют правые и националисты, а за «Ливорно», клуб из города, где зародилась итальянская компартия, - коммунистическая молодежь, которая вывешивает баннеры с изображением Сталина и Че Гевары. За голландский «Аякс» фанатеют антифа-хулиганы, как и за французский «Марсель». Каталонский футбольный клуб «Барселона» поддерживают местные сепаратисты и леваки. Недаром в музее «Барселоны» на легендарном стадионе «Камп Ноу» с гордостью крутят исторические видеокадры, которые запечатлели, как барселонцы победили мадридский «Реал» на глазах у диктатора Франсиско Франко, которого каталонцы ненавидели за то, что он запретил каталонский язык и лишил Каталонию автономии. Болельщики футбольного клуба «Барселона» никогда не забудут молодого президента своего клуба - Саньоля, расстрелянного по приказу Франко. Фанаты «Барселоны» размахивают как клубными гранатово-синими знаменами, так и каталонским красно-желтым флагом, только не с крестом, а с красной пятиконечной звездой. Стены стадиона «Камп Ноу» расписаны граффити - Catalonia is not Spain. У барселонского «королевского клуба» «Эспаньол», как и у королевского мадридского «Реала», а также мадридского «Атлетико», наоборот, торсиды ультраправые. И т. д.
За развитием фанатского движения в России я долго не следил, а когда вновь обратил на него внимание, то сразу заметил, что здесь пышным цветом расцвел расизм. Раньше человека, пришедшего на сектор, никто не спрашивал, какой он национальности. Так, лидерами армейского фанатизма в Москве были грузин Анзор и татарин Закир. То, что я по папиной линии имею грузинское происхождение, проблем в фанатской среде мне не создавало. Моего друга Смолина никто никогда не попрекал его еврейскими корнями.
Я вспоминаю лишь один случай «межрасового конфликта» с участием фанатов, и связан он, как ни странно, именно со Смолиным. Его и какого-то еще зенитовского фаната, кажется, Тестя, ночью высадили в Калинине. Зачем-то ребята спустились в подземный переход, где на них напали несколько чернокожих, видимо, это были студенты, но получили отпор.
- Я ударил негра в его пухлые черные губы, и из них брызнула красная кровь! - рассказывал мне потом Смолин с гордостью в голосе. - Ара, это охуенно заводит - красная кровь, размазанная по черной харе!
Дерущихся то ли разняли менты, то ли негры убежали. Ни Смолин, ни Тесть расистами не были, а что касается смолинского рассказа о красной крови на черной харе - так это не более чем юношеская бравада.
Я и сам столкнулся с хамством негров, причем все в том же Калинине и все в том же подземном переходе. Меня обогнала группа черно-кожих парней, один из них обернулся и крикнул мне: «Эй, армян-обезьян!» От неожиданности я потерял дар речи, а когда пришел в себя, заорал вслед черным: «Сами обезьяны!»
Кстати, что касается негров, то, помню, на 33-й сектор приходила одна молоденькая «шоколадка» - «дитя фестиваля», наверное. И ее никто не гнал.
Правда, когда я решил познакомиться с негритянкой и сказал о своем желании приятелю, тот удивленно посмотрел на меня и сказал: «Как хочешь, Ара. Но учти, ребята над тобой прикалываться будут». Я не стал знакомиться с негритянкой, так как не хотел стать объектом насмешек. Но даже если бы я подкатил шары к чернокожей девице, никто бы не осуждал меня за «предательство расы». Ребята просто подтрунивали бы надо мной, задавая вопросы типа: «Ара, скажи, а у негритянок везде все черное?»
В общем, если с неграми и были проблемы в те годы, то совсем небольшие, да и сталкивались мы с неграми почему-то исключительно в подземном переходе в Калинине. Национализма в нашей среде не было вообще, во всяком случае, я не замечал его. Мы все понимали, что живем в большой многонациональной стране, и, поддерживая сборные команды, гордо кричали: «Со-вет-ский Со-юз!»
