Я, конечно, не призывал бороться против социалистов, благо в России они были почти незаметны, но был бы рад, если бы солдаты обратили свой гнев на либералов и правительство. После рейда Шамиля Басаева в Буденновск я написал статью для нового номера «Рабочей борьбы» - «На бой кровавый». «Победы была близка. Была близка их солдатская победа: победа тех самых «18-летних мальчиков», о неспособности которых воевать так много разглагольствовали либеральные журналисты. А эти мальчики взяли и доказали, кто и на что способен. Они доказали это вопреки бездарности и продажности генералов; вопреки пулям дудаевцев; вопреки либеральным СМИ, которые жалили их с тыла. Они преодолели все это. Они заслужили победу. И это очень показательно в социальном смысле. Ибо кто воюет в Чечне? Чьи сыновья проливают кровь? Сыновья рабочих и крестьян. И вот эти простые парни доказали всем: они воевать умеют. Но их победы не согласовывалась с планами тех, кто наживает на войне капитал. Эти силы всячески стремились сорвать солдатское наступление. Нужна была провокация. И она не замедлила явиться в лице Шамиля Басаева», - я намеренно выбрал пафосный стиль, в противовес модной тогда постмодернистской иронии.
Не меньше предательства либералов меня злило безразличие толпы к тому, что происходит на Кавказе. Люди делали вид, что война их не касается, от столичной молодежи можно было услышать: «В армию забирают быдло, вот пусть оно и воюет. Нам-то что?».
Статья «На бой кровавый» долго пролежала в столе, точнее – в памяти моего ноутбука, выпуск 12-го номера «Рабочей борьбы» отодвигался из-за того, что мы никак не могли найти типографию, которая бы согласилась его напечатать. Мне пришлось дополнить статью и посвятить ее первой годовщине взятия Грозного. Я написал все, что думал о поведении обывателей: «В новогоднюю ночь мирные граждане с наслаждением пожирали праздничные салаты и блюда с мясной подливкой. А эти мальчики (солдаты) поливали кровью улицы Грозного. Обыватели жрали. Солдаты гибли. Обыватели зажигали елочные гирлянды. Солдаты горели в танках. Погибло их великое множество. Но никто – ни один политикан или журналист – не предложил объявить 1 января днем траура.
Но вот 1 марта 1995 года в результате каких-то финансовых разборок на телевидении убивают идола толпы и столпа шоу-бизнеса Влада Листьева. И СМИ мгновенно поднимают вселенский вой. Более того: бывший ведущий «Поля чудес» объявляется «совестью нации».
Труп новоявленной «совести нации» был выставлен на показ в «Останкино» и коченел в гробу. В это же время солдаты коченели в ледяной воде реки Сунжа. Но все-таки они шли вперед».
То, что я защищал солдат, вовсе не значило, что я воспевал «русское оружие» и призывал к расправе со «злобными чеченами». Нет, конечно. Я был на стороне солдат, считая их потенциально революционной силой, но не на стороне армии и государства. «Пора солдатам переменить фронт, - заявлял я все в той же статье «На бой кровавый». – Ведь враги – это не чеченские партизаны, большинство которых – вооруженные крестьяне. Враги – это власть имущие. Поэтому надо направить оружие в животы бюрократии и буржуазии. Лозунг немецкого коммуниста Либкнехта «Главный враг – дома!» актуален сейчас как никогда! Пора бить по штабам! По тем, кто власть».
12-й номер «Рабочей борьбы» вышел в декабре 1995 года. Но до этого произошли очень интересные и знаменательные события. В конце августа в Петербург наведался Дугин. Он позвонил мне и сказал, что очень хочет встретиться со мной, чтобы обсудить важный вопрос. Я пригласил его к себе домой, точнее - в квартиру моей мамы, которая отдыхала на даче. Дугин приехал ко мне поздно вечером, в черной рубашке, с прежней бородой, но уже коротко остриженный.
- Дмитрий, читал вашу статью в «Час пике» о Троцком. Очень интересная статья. Троцкий – актуальный автор. В его деятельности и произведениях, на самом-то деле, чувствуется национал-большевистский нерв, порыв, да.
Я понимал, что Дугин приехал ко мне в спальный район не для того, чтобы обсуждать мои первые шаги на поприще официальной журналистики и не для разговора о троцкизме, но с удовольствием поддержал разговор об идеологии.
- Мне кажется, что в «Доктрине фашизма» Муссолини и Бомбаччи выразили идеи, сходные с теми, что Троцкий изложил в статье «Их мораль и наша»…
- Муссолини – это вчерашний день, о Муссолини нужно забыть, а вот Троцкий! Вот кто сейчас актуален! Он еще актуальней, чем 50 лет назад, на самом-то деле.
Мне показалось, что Дугин, говоря так о Троцком, хочет добиться моего расположения. А, может, Дугин действительно открыл для себя Троцкого и восхищался им с рвением неофита, не знаю.
Но вскоре Дугин прямо сказал, зачем пришел.
- Партия решила, что мы с Лимоновым должны выдвинуть свои кандидатуры в депутаты Государственной думы. Лимонов будет баллотироваться в Москве, а я здесь – в Питере. Для меня это очень важно, что я, москвич, буду выдвигаться от Питера, на самом-то деле! Баллотироваться буду от 210 избирательного округа, это на севере города, но в него, помимо спальных районов, входит Кронштадт и военный поселок Сертолово, что, сами понимаете, для нас очень символично и принципиально. Если нас поддержат моряки Кронштадта и офицеры Сертолово – это будет лучшим доказательством, что национал-большевизм отвечает интересам защитников Родины. Как я понимаю, Кронштадт и для вас, эсеров, символичное место, очаг «третьей революции».
Я кивнул.
- Вы надеетесь выиграть?
- Конечно, нет! Не дадут. Я и Лимонов участвуем в выборах, чтобы заявить о национал-большевизме во всеуслышанье, чтобы поднять знамя революции. Кто, если не мы? Не КПРФ же! Я обращаюсь к вам за помощью. Питерское отделение НБП очень слабое. Его фактически нет, а есть какие-то юные алкоголики, которые напиваются под песни Летова. Веснин – дурак, просто клинический идиот, на самом-то деле! В общем, на них рассчитывать нельзя. Я хочу попросить вас стать моим доверенным лицом, надеюсь и на помощь вашей группы, которая напоминает мне сообщество гностиков, на самом-то деле. «Рабочая борьба» - действительно тот самый «орден меченосцев»…
Я понимал, что, если я стану доверенным лицом Дугина, который зарекомендовал себя главным идеологом русского фашизма, я поставлю крест, причем жирный, на отношениях со всеми леваками, как нашими, так и западными. Но черт с ними – с леваками. Главное, что скажут товарищи, мои соратники? Андрей вписывался со мной в «правый поворот». А вот Янек… Меня всегда удивляло, что Янек много читает о фашизме и нацизме. Он лучше меня знал историю немецкого национал-большевизма, левого нацизма и итальянского фашизма. Но одно дело – разговоры о дуче и братьях Штрассерах, другое – реальный союз с партией, которая всеми воспринималась как фашистская.
- Я должен обсудить это с товарищами. Что касается лично меня, то мне будет интересно поучаствовать в реальной политической борьбе, - ответил я.
Мы с Дугиным засиделись до глубокой ночи. В квартире моей мамы висит большая репродукция иконы святого Дмитрия. Перед тем, как лечь спать Александр Гельевич помолился на образ и троекратно размашисто перекрестился.
