— Что за хрень здесь случилась?
— Маленькая авария. Это квартира моего брата.
— Да, похоже на то… Большая маленькая авария. Как твои дела, Янус? Как мои, ты знаешь.
— Потихоньку.
— Именно так и принято говорить.
— Да, так принято. Меня только выписали.
— Да, я слышал, что ты попал в психушку, но не верил.
— Это правда. Четыре года и еще до этого несколько раз по мелочи.
— Чер-р-р-рт!
— Да, красная карта
[3]
и так далее.
— Красная карта? Так тебя положили принудительно?
— Ага.
— О чем я хотел сказать… Эта карта. Она на самом деле красная, или это просто…
— Нет, не красная, а желтая карта — не желтая.
[4]
— Нет?
— Нет. Глупо махать цветными бумажками перед носом у психопата. Очень глупо. Кого угодно может спровоцировать. Поверь мне.
Он смеется, он так мало места занимает на диване, наверное, похудел как минимум на двадцать кило, с тех пор как я пил с ним пиво на Нюхаун. Он выпрямляется, смотрит на меня внимательнее:
— Никогда бы не подумал. А что случилось?
— Просто я немного тронулся.
— И что, эту проблему не могла решить хорошая трубка ганджи?
— Врачи так не думали.
Он снова смеется, задумчиво почесывает руку и опускает рукав. Делает глоток кофе, бычкует и закуривает снова. И вот мы сидим тут так славно, а я вижу, как по его телу распространяется ВИЧ. Бежит от дырочки от укола в руке, через вены, выступающие, как железнодорожные пути на карте страны. Вижу, как лечение истончает его черты, вижу, как он становится еще тоньше, вижу, как кожа повисает на костях.
— Янус… эй, что с тобой?
Я ничего не говорю, иду в спальню и быстро глотаю две быстродействующие таблетки. В спальне все еще стоит запах сигарилл. Быстро назад, в гостиную.
— Хочешь еще кофе?
Я иду На кухню, пью воду из-под крана, чтобы хоть немного смыть горечь от таблеток.
— Нет, спасибо, у меня еще есть.
Я снова усаживаюсь в гостиной, почти в страхе, что он все же уйдет, оставив меня наедине с моей головой. Он собирается что-то сказать, но сдерживается. Делает глоток кофе и затем осторожно начинает:
— Слушай… я подумал… у тебя деньги есть? Это все потому, что я потратил последние деньги на это говно, больше на присыпку тянет, чем на героин. А мне еще понадобится, и довольно скоро, если я хочу спать ночью.
— Нет. Я бы сказал, если бы у меня было.
— Я не выпрашиваю, правда. Ты и так был очень добр ко мне.
И я ему верю. Правила улицы таковы, что тот, кто имеет, делится с другими. Так делали мы, когда я бродяжничал, и все джанки тоже так делают. Поэтому столькие из них больны СПИДом, одним шприцем ведь колются.
— Если бы не эта твоя авария, мы могли бы что-нибудь продать.
Он обводит квартиру рукой. Я хочу ответить, но толком не могу объяснить, почему с моральной точки зрения предосудительнее продавать вещи моего брата, чем просто ломать их.
Он встает и подходит к телевизору:
— А как насчет этого?
И как ему нужны деньги на вечернюю дозу, так и мне нужны деньги на билет.
— Думаешь, мы сможем за него что-нибудь получить?
— Ты в уме? «Банг энд Олуфсен» идет как горячий хлеб. Ноутбуки и «Банг энд Олуфсен».
Он роется в кармане брюк, вытаскивает грязный клочок бумаги с номером телефона.
— Может, он купит.
21
Стоя на улице с телевизором, мы высматриваем такси. Мартин считает, что мы можем дотащить его пешком. Короткими перебежками. Чем больше мы потратим денег, тем меньше останется на героин. Но сегодня я больше не могу ходить. Я спрашиваю, кто его купит. Мартин отвечает, вытянув руку в попытке поймать очередную машину:
— Он нормальный парень. Думаю, в основном он занимается скупкой, чтобы было с кем поговорить. Притащишь ему диски, так он спросит, не хочешь ли ты их с ним посмотреть. Пару недель назад я продал ему CD-плеер, так мы выпили с ним его же ящик пива, а потом он так нажрался, что подарил мне этот плеер. Я, дескать, ему настоящий друг, он хочет, чтобы это было у меня. И я ушел от него с деньгами и плеером под мышкой.
Еще одно такси проезжает мимо. Опытный таксист чует наркомана издалека.
— Может, мне попробовать.
Мартин понимает, что я имею в виду. Встав у стены дома, он разглядывает свои руки.
Следующее такси останавливается перед нами, мы подтаскиваем телевизор и ставим на заднее сиденье, я сажусь рядом, Мартин — вперед. По дороге мы разговариваем мало, буквально несколько фраз о хорошей погоде и сколько она простоит, боимся сболтнуть что-нибудь, что пробудит в шофере подозрения.
Такси въезжает на тротуар перед низким жилым корпусом с маленькой детской площадкой, на которой играют несколько детей. Мартин вылезает, обходит машину и открывает дверь со стороны телевизора.
— Мы сейчас вернемся с деньгами, нам их нужно забрать.
Шофер поворачивается на сиденье, кладет руку на телевизор:
— Он постоит, пока вы не вернетесь с деньгами.
— Хрен тебе, этот телик подороже стоит, чем вонючая поездка на такси.
— Он останется, вернетесь с деньгами — получите телик.
— Как будто мы с ним можем куда-нибудь смыться, подумай сам!
Мы вытаскиваем телевизор, шофер уже не пытается его удержать. Нас двое против одного, да и Мартин привел хороший довод. Мы несем телевизор до одного из ближайших подъездов; поддерживая ношу коленом, Мартин звонит в домофон. Через пару минут нам отвечают. Мы втаскиваем телевизор на первый этаж.
Он стоит, с трудом помещаясь в дверном проеме, ждет нас.
Ему под тридцать или чуть за тридцать, но на первый взгляд он выглядит старше из-за жира. Большие круглые щеки и глаза, исчезающие в складках мяса. На нем тенниска, совершенно растянутая, и треники с пузырями. Он отступает на пару шагов, чтобы мы могли войти и поставить телевизор.
С нами тремя и телевизором в прихожей не продохнуть.
— Деньги у тебя?
— Да, но я могу заплатить только четыре тысячи. Это старая модель.
— Да ни хрена подобного, разуй глаза.
