Добравшись до «NOVY», он тоже не выкинул её, а только спросил пролистывая: «Это вы написали, да?» Я не без волнения и гордости признался.
— У меня вот есть одна просьба, — начал он, и по второй части фразы я уже понял, чего он хочет: — Как бы это сказать…
— Конечно-конечно! — Было видно, что таких подарков я уж сделал немало, однако по второй части моего ответа тоже было кое-что видно: — А вы отпустите?
— Да вас (Вас) ещё никто не собирается держать! — Добродушно усмехнулся интеллигентный капитан — я вдруг почувствовал какую-то слащавость, какой-то подвох: а вдруг он имел в виду большую букву!..
Нога болит, ломает всего и мутит, кушить хоца… Наручник, связывающий тебя с шизоидным мачо, друг на друге в багажничке, профилактическая раздача люлей «под одну и ту же гребёнку», многочасовые сидения в коридорах, кабинетах и клетках, штаны без ремня, ботинки без шнурков, лавки или двухъярусные нары на энное кол-во человек, вечные духота и холод — несмотря на задолбавшее в тридцать три дюпеля гудение вентилятора! — лампочка в глаза, бетонный бетон, клопы, запах блевотины, мочи и дерьма, испражнения, стоны и склоки алкашей и мелкоуголовного сброда… и главное — НО АЛКОХОЛ и НО СМОКИНГ… — а если дежурный маразотина, то и глобальный тотальный «Но смокинг» вообще (!!!), «Но сортир» и уж совсем без всяких намёков на еду… На вторые сутки на стенах сами собою расцветают картинки и мультики и ты готов на всё… — всё-это мы уже несколько разиков проходили…
Он попросил что-нибудь написать ему, поблагодарил и с профессорской интонацией сказал:
— Ну всё покамест, Алексей Александрович. Подождите, пожалуйста, пока в коридоре. Если вас не затруднит, мы пригласим вас ещё раз — надо будет подписать протокол. Не волнуйтесь — это всё формальности… Да, будьте любезны — пригласите господина Долгова.
Как только к ним, несколько замешкавшись, вошёл столь любезно приглашённый Алёша, послышался знакомый вокал:
— Блядь, быстрей! Вещи, карманы! Вялая обдрюченная бородатая хуйня! Сюда вот, не бойсь!
И капитан тоже вторил:
— Ты, блядь, интеллигент туев! Я те щас покажу «право» — ты и лево забудешь!
19.
Получив зелёный свет с её стороны, я стал с ней, отстающей (и всё более подтягивающейся!), заниматься вдохновенно. «Лёшечка, какой ты хороший», — шепнула она однажды после — никто её не принуждал к этому высказыванию, оно вырвалось само собой. Конечно, хороший! — раскочегарил ее так, что она хотя и на считанные минуты, позабыла обо всём, захлебнувшись волной неожиданного оргазма, вдруг осознала реальность жизни, и что я рядом с ней, люблю её, хочу сейчас, брутально трахаю и нежно ласкаю. Божественное (человеческое, слишком человеческое!) ощущение когда ныряешь под одеяло — во тьму и тепло — как в воду, как в море. Поцелуйная прелюдия становится неприлично долгой и вообще неприличной (и звуки и слюни и прочая — всё уже в ходу!) — я чувствую, как ей это нравится — и нет перехода к основному, нет механики, ни слов, ни нервов… Всё куда-то улетает, уплывает — на мгновенье вынырнув на свет сознанья, я лишь жадно ловлю глотки воздуха из её рта, ловлю ее, потонувшую, потерявшуюся — у меня в руках её ступни — как это так?! — она бултыхается — мои руки скользят уже по ее икрам… и опять всё куда-то исчезает…
Мы катаемся и извиваемся. Я, навалившись на неё сверху, совершаю недвусмысленные толчки, но не член в неё засунув, а язык в самоё далёкое её нёбо — она стонет и задыхается, вся течёт от трения и качки. Отстраняюсь, переворачиваясь, втягивая ее на себя… О драгие, когда она взбирается и пред тобой её одухотворённое похотью лицо — это будто акт всепрощения — сколько раз мне так казалось после жутких ссор! Чувствую ее горячее влажное нутро, она тоже изнемогает, пытается наладить ритм, но как и у большинства женщин — в отличие от картинок из голливудских фильмов! — у неё, увы, мало что в таком положении получается. Но я знаю, что делать — притягиваю её, целую (единственный произнесённый вслух приказ: «Суй мне в рот язык, трахни меня им!»), беру ее за колени и икры и устанавливаю ее, непонятливую на четвереньки — именно в таком положении достижима максимальная скорость — главное держать ее жёстко и не останавливаться! И вот она уже орёт и вцепившись кусается, ее очко раскрыто-расслаблено, как мокрая тряпка, из него льёт и оно даже пердит от вбитого в него воздуха! Если она боле-менее может стоять сама — тискать и раздирать ей ягодицы, работать в задней дырочке пальчиком — всё позволительно! Извержение вверх — ей на живот и грудь, крепко стиснутые в руках ее ступни, гладкие икры (всё-таки не длинные ноги), расслабленные прерывистые поцелуйчики взаимной благодарности… (Впрочем, она-то ничего и не делала вообще — как только пытается проявить творчество, как ей ни потакай, ни помогай, ничего не получается вообще!) Теперь она уже сама переворачивается на бочок… или можно полегоньку начать с классической миссионерской, а потом задрать ее ноги на плечи (ещё тогда, немыслимо давно, признавалась, что ей эта опасная позишен нравится) и в порыве нещадных пронзаний вдруг всодить ей в осторожно подготовленную пальчиком нижнюю дырку — будто ничего не замечая, не сбавляя ритма, сделать ее такой же влажно-просторной — и кажется, что делаешь в ту, и всё так расхлюпано, что и сюда через час не кончить! Раз — и возвращаешься в первую — о, как здесь горячо и ново! А она даже непонятливо стонет: «Лёшь, ты куда…» — думает, что я ошибся. И я ошибаюсь ещё много раз — в хаотическом ритме доводя ее до того, что она уже сама не отделяет одно от другого. И вот я изливаюсь в нее, а в верхнюю засунув пальцы — она с чудовищно сильной декомпрессией влепляется в меня — как будто хочет высосать из меня всю душу — сама, заметьте, никто её не просит!..
Но тут я, други, немного забегаю вперёд… Это с одной стороны мы дома сидим и попиваем чаёчек у телеэрана, а с другой мы, конечно же, едем — и не без отвязного водилы — чтобы сложился такой алгоритм-ритуал тоже нужны определённые старания, подхлёстываемая переживаниями инициатива… Удалось разбудить её плоть и завоевать доверие, и теперь уже почитай что нет табу — можно выделывать такое, о чём раньше не дозволялось и мечтать. Как бенефактор-драйвер не скажу, что идеал так легко и быстро (или всё же нелегко и небыстро?) достижим, но уже происходят правильные вещи, чистые. Внешность и интеллект вашей возлюбленной не имеют смысла, остаются только тактильные (и/или сверхтактильные?) — дух плоти или плоть духа — экстатический танец, трансовый контакт… Рука в руке, сцепленье пальцев — её потная ладошка крепко сжата в ладони моей — как будто человечий «союз вековой»… И больше ни в чём мне не чудится всепрощение — оно рождается только лишь в этом действительно самом интимном акте — сотворчества и единения — со-кровение — ведь в идеале должен зародиться новый человек, в котором соединятся оба ваши «я»…
Естественно, не все эксперименты были удачны и вина сама собой (мной и ею) приписывалась мне. Например, прежде чем найти вышеобрисованную сверхскоростную позу, много раз пытался овладеть ею сзади, поставив ее (вернее приподняв — ведь всё-это на диване) на четвереньки, а сам стоя на коленях… Из нижней постоянно выскальзывает, а в верхнюю достать-впихнуть никак невозможно (если только как в порнухе не вставать в полную раскорячку — но это лучше на полу). Потом мы пришли к простому решению — она поворачивается набок, а я уже выбираю сам, кого порадовать, себя или ее… (Долгое время шла на всяческие уловки, только б избежать анального секса — это была как бы борьба (элемент насилия) или игра (кто кого перехитрит) — подвижки пошли благодаря тому, что я сначала делал ее в обычном варианте, а «так» уже шло как бонус.) В таком положении, как вы знаете, ощущения совсем иные — «более тесные», и однажды утром я сам ошибся — излил своё обильное семя глубоко в ее лоно. Она, конечно, ругалась, а я ходил в аптеку за постинором — как когда-то за пластырем…
